Иван Полонянкин - Журавли

Ваула нет-нет да оглядывался на молодых друзей Нечайко и Фёдора и радовался их сноровке: они сразу попали в ритм косарей и не отставали от них ни на шаг. Ровный взмах и шаг с шумным выдохом!

Нечайко с уважением посматривал на впереди идущего Фёдора, который уверенно, несмотря себе под ноги, высоко держал голову и валил и валил вал за валом скошенную траву сбоку от себя.

А Фёдор боялся отстать от косарей; он уже ухватил их ритм, но непривычно и болезненно тёрлись ладони об ручку косы и шершавое косовище. Он отогнал эту боль и не подавал вида, а свой взгляд ни на секунду не отрывал от Охотки, своего тяти, ловя и повторяя малейшее его движение, став с ним и со всеми мужиками починка единым целым и равным им.

В эти солнечные дни Порошинская заимка подсвечивалась янтарными, недавно ошкуренными сосновыми смолянистыми стенами новых двух своих домов; просека, уходящая от починка в сторону озера, всё ещё краснела иван-чаем; листья на берёзке во дворе Охотки безмолвно и безжизненно свисали с веток. Жара. Мухи и пауты яростно кружили вокруг вспотевшей лошади, запряжённой в лёгкую бричку. Конечно, такие брички использовались в городе, но Тихомир всегда поступал по-своему и любил быструю езду. Эту бричку он привёз из Речи Посполитой два года назад, гордился ей и теперь при любой возможности щеголял на своей «красавице», как он называл её. Бричка была двухколёсной, с откидным кожаным верхом для защиты от непогоды, предназначалась для передвижения двух человек и багажа. Дно у неё было сплошным, из дерева, а борта полностью закрыты. Особую гордость у Тихомира вызывала возможность переустанавливать пассажирское сидение с откидным верхом и использовать его как летом, так и зимой, и на колесах и на полозьях.

Чуть пробивается утренний свет, а Тихомир был уже давно в дороге, с азартом управлял лошадью. Сегодня с утра Кунава, его жена, настояла на поездке в Порошинскую заимку, чтобы повидаться с внуками, а особо с внучкой Голубой, с которой у них была безмерная взаимная любовь. Кунава всегда баловала внуков подарками и в этот раз заполнила всё багажное отделение сумками с детскими игрушками и угощениями. Для Голубы под заказ бабушки разыскали пару небольших шаркунков: один был сшит из цветастых тряпичных лоскутков в форме небольшой куклы с пришитыми колокольчиками, а второй сделан из бересты и наполнен семенами растений. Здесь же были детские потешки из еловых шишек, соломы и глины для других младшеньких внучат, а для старших – тряпичный мяч и два лука. Отдельно бабушка везла завёрнутое в тряпицу лакомство – пастилу, изготовленную из перетёртого яблока, мёда и яичного белка; она очень любила смотреть, как внучата лакомятся пастилой, причмокивают, кусают, лижут язычком и закатывают свои глазки от удовольствия.

Тихомир думал о своём: «Может, сегодня удастся убедить Охотку и он пойдёт навстречу моей просьбе?»

Не успела бричка остановиться около избы, как её облепили налетевшие со всех сторон внучата, которые весело встречали приезд гостей и с детской непосредственностью и радостью прыгали вокруг бабушки и дедушки, прижимались и обнимались с ними. А через минуту, захватив привезённый тряпичный мяч и пару детских луков со стрелами, мальчишки шумной ватагой убежали в дальний угол двора. Кунава заспешила в избу, торопясь увидеться со своей любимицей.

Рядом с Тихомиром остался стоять старший внук Фёдор, с достоинством ожидая, когда дед обратит на него своё внимание.

Фёдору было уже одиннадцать лет, он многое умел делать по хозяйству, во всём помогал отцу. Охотка с Кунавой прилагали большие усилия для его обучения и воспитания, так как на него равнялись и за ним тянулись все последующие сыновья. Фёдор знал уже буквы азбуки, начал самостоятельно складывать слова и читать тексты, свободно считал до десятков.

Охотка воспитывал своих сынов по тем же возрастным периодам и требованиям, как и основная масса простых крестьянских детей, – по семилетиям. В первые семь лет он называл сынов дитятками, а в последующем – отроками. Причём переход этот делал статусным, если была возможность, умышленно прилюдно, стараясь впервые назвать сына отроком не после того, как придёт время, но после совершения им какого-то отличительного, правильного, мужского поступка.

К своим годам Фёдор и его младшие братья запросто справлялись с простейшими домашними работами: могли управлять лошадьми, пасти, напоить и загнать скот, помогали на огороде; могли добыть для себя пропитание: поставить силок на птицу, петлю на уток и зайца, стрелять из лука, поймать рыбу, проверить вершу. Его трое старших сыновей, Фёдор, Андрюшка и Наум, которые перешли во второе семилетие и назывались отроками, уже носили штаны и владели многими навыками, которые были необходимы для самостоятельной жизни, а в текущем году освоили и премудрости заготовки сена.