Сергей Михеенков - Пуля калибра 7,92 (сборник)

Вот под этой зверюгой и отрыл свой окоп пулемётный расчёт. И теперь Барышев, его второй номер Грачевский и подносчик Усов спали по очереди. На пулемётчиков в стрелковом взводе всегда особая надежда. Положение их в обороне роты, а значит, и в окопах, тоже особое. Во всяком случае, в караул их не назначали.

Воронцов перебрал все письма, которые он получил за последние полгода, снова перетянул их льняным шпагатом и сунул в полевую сумку. Среди писем было и письмо от матери Степана. Его он никогда не перечитывал…

Немцы бросали осветительные ракеты. Угловатые тени скользили по брустверу траншеи, заползали в ячейки, озаряли бледные лица бойцов, оружие, сброшенные каски, ряды гранат и котелков в аккуратно вырезанных нишах. Бойцы в последнее время спали на открытом воздухе. Ночи стояли тёплые. Земля нагрелась так, что хранила тепло до утра. Душных и сырых землянок избегали ещё и потому, что в роте началась малярия. Весной насиделись в воде, намоклись в болотах, а потом, когда выбили немцев с высот и выбрались наконец на сухое, зарядили дожди.

Немецкий пулемёт давал длинную очередь через каждые двадцать минут. Секунда в секунду. Иногда мог задержаться. Но ненадолго, не больше девяти секунд – пока горит ракета. Ракета гасла, над минными полями, обрамлёнными двумя траншеями, зависала густая темень июльской ночи, и тут Schpandeu начинал выводить свою торопливую, заученную трель. Пулемётчик, явно бывалый солдат, отстреливал примерно одинаковое количество патронов. Но не всегда, отстрелявшись, выпускал из рук приклад и рукоятку МГ, иногда, выждав несколько секунд, он делал две-три повторные очереди. Пули уходили точно туда же, где несколько секунд назад исчезла основная очередь.

Воронцов впервые встречал такое. Не пулемётчик, а злой философ. Немец, сидевший на той стороне, словно чувствовал что-то неладное. На войне такое бывает. Над окопами, на той и другой стороне, словно невидимая копоть, поднимается и проникает в самую душу психоз – своеобразное предчувствие ужаса. И начиналась хаотичная пальба с двух сторон. Потом всё так же резко прекращалось. Даже дежурные пулемёты какое-то время воздерживались от пальбы.

Вышли из землянки и Белых с артиллеристом.

– Какая сволочь, – сказал тихо Белых, – даёт повторную очередь. К такому не приноровишься.

– Да, – ответил ему капитан-артиллерист, – будто нарочно… Именно в эту ночь и именно здесь… Может, миномётчиков попросить – по парочке мин на ствол?..

– Не надо. Нашумим. Они там сразу все на бруствера высыпят. «Фонари» повесят. Пусть стреляет, гад. Ребята в группе опытные. Васинцев в этот раз сам повёл. – Белых прислушался. – Дело хреновое. Будто чувствует.

– Или просто такой осторожный.

Воронцов продолжал лежать на ящиках, слушал ночь, храп своих бойцов, разговор старшего лейтенанта Белых и артиллериста, крик коростеля в низинке и думал вот о чём. На этом участке фронта, куда их две недели назад подвели, потом несколько раз перебрасывали с места на место, но в бой так и не вводили, явно что-то затевалось. Что-то большое, быть может, такое, что решит ход всех событий, на всех фронтах. И то, что не сегодня завтра произойдёт, решительно изменит и их судьбы, и тысяч, десятков и сотен тысяч других солдат и офицеров, занявших свои позиции в окопах первой, второй и других линий, сосредоточенных в лесах, оврагах и деревушках ближнего тыла. Изменится и судьба Саньки Воронцова, младшего лейтенанта и командира первого взвода отдельной штрафной роты.

Ракета истаяла над арматурой колючей проволоки. Никого и ничего она там не разглядела, ни единого нового предмета, ни движения. И тут же прогрохотала очередь.

Воронцов знал пулемёт этой конструкции, его технические параметры и боевые качества. Недавно у немцев появилась новая его модификация. МГ-42. Из него он тоже стрелял. Полегче и попроще своего предшественника МГ-34.

Очередь снова не слишком длинная, но и не короткая. Двенадцать-тринадцать патронов. Трассирующие заряжены по схеме: одна через три-четыре. Так заряжал для ночной стрельбы и расчёт Барышева. Всегда можешь понять, куда уходит твоя очередь, чтобы, если есть необходимость, тут же скорректировать или перенести огонь на другую цель.

И в это время офицеров, сидевших в соседнем окопчике и наблюдавших за передовой, будто взрывной волной смахнуло с бруствера.

– Тебя что, задело? – послышался испуганный голос Белых.

– Да нет, землёй секануло…

– Как же не задело? Смотри, кровь…