Сергей Сорочан - Всемирная история. Византийская империя

Если Бог – Пантократор (в переводе с греческого – «вседержитель»), глава всего существующего мира небесного и земного, то василевс – космократор, глава идеального земного порядка – таксиса, управитель и издатель законов, которые никто не в силах отменить. Это была полубожественная, но не божественная высота. Император ромеев не уподоблялся Богу, но обладал синергией – способностью воспринимать Божественную энергию (действие), Божественную благодать, и поэтому управлял священной и богохранимой Империей подобно Отцу Небесному. Отсюда следовало, что делами Церкви тоже должна была руководить высшая государственная власть. Именно от нее, а не от Патриарха зависело назначение митрополитов – епископов митрополий, то есть главных городов областей – эпархий или провинций (диоцезов), архиепископий, вызов их на патриарший суд, переподчинение монастырей. Поскольку Церковь – богочеловеческая, а не государственная организация – не имела собственного карательного аппарата, император должен был защищать любые интересы Церкви методами принуждения.

Церковный историк Захария Ритор, живший в середине VI в., подчеркивал, что «христолюбивому царю надлежит не только покорять врагов и подчинять своей власти варварские народы, но также обезвреживать ловушки врагов духовных и направлять свет истинной веры на православный народ». В этом заключалась идея, условно называемая цезарепапизмом, – идея теократической монархии, в которой государство господствует над Церковью, хотя эта идея и не была целиком воплощена на практике в Ромейском царстве.

Подобные устремления имели объяснение в давних традициях. Не следует забывать, что христианские цари в Византии были преемниками языческих римских императоров с их абсолютной властью и не могли допустить чрезмерного усиления духовной власти как своей альтернативы. Константин Великий и его преемники вплоть до Феодосия I в конце IV в. сохраняли титул Великого Понтифика ( Pontifik Мaximus ), то есть регулировщика государственной религии, и одновременно титул «епископа внешних». Уже Константин Великий высокопарно заявлял: «…Нашим предназначением является исправление чужих грехов», и этому завету следовали все последующие императоры ромеев. Наконец, само христианство строками Священного Писания говорило о божественном происхождении государственной власти: «Нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» (Рим. 13:1,2).

Исходя из вышесказанного становится понятно, почему после Первого Никейского Вселенского собора 325 г. император Константин I, оставаясь некрещеным, называл себя епископом и принимал участие во внутрицерковных делах. С провозглашением христианства государственной религией в 380 г. роль императора как покровителя Церкви усилилась. Христиане признали поклоны перед государем как покровителем христианства от имени Христа. Обращение к императору «кириос» – господь, которое было принято для Христа, стало нормой среди христиан, а со временем было перенесено и на державных служащих, к каковым принадлежали и византийские епископы. Императоры, как и Патриархи, должны были почитаться учителями в силу сообщаемого им помазания святым миром. Они имели право поучать народ и, подобно архиереям, кадить в церкви. Поскольку император входил в церковь вместе с архиепископом, сама процессия со свечой и кадилом перешла из императорского церемониала в Божественную литургию, главнейшее христианское богослужение. Более того, во время Литургии царь мог выполнять функции иподиакона или диакона. Свечи и кадила вносили перед оглашением императорских проповедей, как и перед Евангелием. На Константинопольском Соборе 448 г. впервые было канонически признано, что императорской власти присущ архиерейский характер, а его участники громогласно дружно возглашали: «Многая лета царю нашему архиерею!». Все это помогало византийским государям удерживать в своих руках те функции, которые принадлежали представителям Церкви. Правда, законодательство Юстиниана I (527–565 гг.) четко различает эти функции, но отдельные императоры действительно начинали вмешиваться в дела Церкви, ее управление и, несмотря на запреты со стороны церковного права, даже выступать как толкователи богословских догм. Для «равного апостолу» – исапостолу, как именовал себя с VI в. любой ромейский государь, это было в порядке вещей. Тот же Юстиниан Великий, весьма склонный к богословию, объявлял в одной из своих новелл, что все законы Бог подчинил императору, а значит, и вопросы, связанные с догматикой и судопроизводством Церкви. Церковный Собор 536 г. признал, что «…против воли и приказа императора в Церкви вообще ничего не может происходить». Именно поэтому василевс Ираклий в VII в. разрабатывал догматы Церкви вместе с Константинопольским патриархом и подписывал богословские по сути эдикты о вероопределении и новеллы по церковным вопросам. Даже в тех случаях, когда они уклонялись от ортодоксального христианства, императоры ромеев, в отличие от Патриархов и Пап, не подвергались осуждению и анафеме Вселенских соборов, поскольку по господствовавшей идее императоры всегда должны были оставаться православными, хотя бы символически. Церковь не имела законного права возражать императору, ибо это означало возражать самому Христу, его воле. По этой же причине император и члены его семьи не подлежали церковной юрисдикции. Единственный известный случай произошел в 906 г., когда Патриарх наложил епитимию в виде запрещения на принятие Святого Причастия на василевса Льва VI за его неканонический четвертый брак. Более того, даже если василевс разделял ересь, она волей-неволей должна была стать законом для Церкви, и неподчинение каралось государством со всей строгостью. Нет нужды говорить о том, что византийские государи в таких случаях были свято убеждены в своей правоте и действовали из самых лучших побуждений, на деле ослабляя Церковь.