Георгий Брянцев: По ту сторону фронта

Хорошее, теплое письмо написал доктор Семенов. Все трое прошли через его руки. Он спас жизни всем троим. «Теперь мы за вас не волнуемся. Поправляйтесь, – писал доктор, как всегда, во множественном числе, – целуем и обнимаем».

Четвертое письмо – Добрынина – было коротким, но своеобразным: «Надо совесть знать, ребята. Вы, наверное, решили, что борьба окончилась и можно – на боковую. Бросили одного старика, и тяни, мол, сивка. Так дело не пойдет». В письме передавались приветы от Пушкарева, Микулича, Беляка и других подпольщиков.

Перечитывали эти письма по нескольку раз в день, так что скоро знали их наизусть.

В квартире начальника госпиталя, подполковника медицинской службы Жильцова, было необычно людно и шумно. В одной из трех комнат на столе расстелена большая полевая карта. Окна без светомаскировки – открыты настежь. Табачный дым выходит из них клубами. Около карты – Гурамишвили, Жильцов, Зарубин, Наталья Михайловна, Снежко, Костров. Полковник показывает аэродром, откуда Зарубин и Костров завтра вечером вылетят к себе «домой» – в бригаду.

Во второй комнате скромно, по-фронтовому, накрыт стол.

– Езда займет шестнадцать часов, без учета всяких дорожных приключений, – сказал Гурамишвили, – а поэтому есть предложение выехать не позже чем через два-три часа. Нет возражений? – Он положил большую ладонь на карту и обвел взглядом присутствовавших. Все молчали. – Ну, если так, не будем терять времени – и за стол.

Наталья Михайловна старалась держаться бодро, но глаза выдавали ее внутреннее волнение. Это заметил Гурамишвили.

– Ничего, дорогая, – сердечно сказал он. – Самое тяжелое уже осталось позади. Надо потерпеть еще немножечко и все будет хорошо.

Наталья Михайловна благодарно посмотрела на полковника и кивнула головой.

Над шоссе густой пеленой висит пыль, идут бесконечные вереницы автомашин. Воздух дрожит от зноя и гула моторов.

Впереди в лучах заходящего солнца блестит река.

С трудом переехав по новому деревянному мосту на другой берег, машина сворачивает с шоссе на большак, потом на проселок и мчится к виднеющемуся вдали лесочку.

– Почти доехали, – говорит полковник и направляет машину прямо через поле.

Только подъехав совсем близко, друзья различили на опушке леса хорошо замаскированные в зелени самолеты.

В лесу разбросаны землянки, палатки и просто шалаши из ветвей. Здесь оживленно и шумно.

Но полковник снова вывел машину из леса и покатил под гору, к раскинувшейся в низине деревушке.

– Куда же мы? – поинтересовался Зарубин.

– На мою базу, – усмехнулся Гурамишвили. Въехали в маленькую, в одну улочку, деревушку и завернули в первый же двор.

– Вот и все. Прошу высаживаться. – И полковник заглушил мотор.

Вылезли из машины и принялись сбивать пыль с одежды. Полковник прошел в дом и через минуту вернулся.

– Вон колодец, – показал он, – раздевайтесь, мойтесь и садитесь за стол. Меня не ждите. Я схожу к командиру полка и узнаю, какие виды на ночь. Возможно, спать не удастся.

Не спать, так не спать. Зарубин и Костров к этому готовы: чем скорее лететь, тем лучше.

Раздевшись до пояса, они поливали друг друга прямо из ведра. Холодная колодезная вода сразу сняла усталость.

В маленькой избе с небольшими сенцами хозяйничал усатый пожилой солдат. На столе урчал самовар, стояло молоко в кринке, лежал на тарелке творог, мед в сотах.

– Прошу угощаться, товарищи, – приглашал солдат. – Приказано кормить вас. – Он разлил по большим эмалированным кружкам молоко и добавил в него немного чаю. – С дорожки перво-наперво чайком надо побаловаться.

Когда гости поели и задымили папиросами, возвратился полковник.

– Во-первых, освобождены Брянск и Бежица, а во-вторых… – Он налил себе большую кружку молока, выпил ее залпом и съел несколько ложек творогу. – А во-вторых, прошу на аэродром.

Деревенька уже давно спит, а на аэродроме кипит ночная жизнь. Один за другим в небо поднимаются самолеты. Воздух наполнен ревом моторов. В партизанскую зону идет четырехместный самолет. Сигналы получены еще вчера. С минуты на минуту здесь ожидают радиограммы: нет ли каких изменений в общей обстановке?

– Вот это письмецо передай Бойко. – Гурамишвили протянул Зарубину маленький тугой конверт, перевязанный крест-накрест суровой ниткой. – Это сынишка его пишет.

– Как он у вас? – поинтересовался Костров.

– Скучает немного, а так – ничего. Учится, много читает. Очень впечатлительный, любопытный мальчонка. Скажите Бойко – пусть не беспокоится…