Также и про царевичево дело тогда тоже мало кто помнил. И его решили быстро – уже на третий день после того, как Шуйский вернулся в Москву, царь и великий государь Феодор созвал бояр, Вылузгин вышел к ним и прочел им рульку с перебеленным следственным делом, после чего бояре, между собой посовещавшись, с рулькой согласились и постановили, что царевич зарезался сам, а угличане затеяли бунт и злодейским образом убили немалое число верных государевых слуг, которые стояли за правду, и как теперь быть, то есть кого как казнить или кого как миловать, во всем этом воля государя царя и великого князя, это ему решать. И решено было так: царицу Марию постригли и заточили в дальний монастырь на Белоозеро, а братьев ее, Михаила и Григория, рассадили по разным тюрьмам и еще двести посадских казнили – кого до смерти, а кого только секли нещадно, а после вместе с семьями сослали в Пелым. Также и Спасский соборный колокол, который бил в набат, отправили в вечную ссылку в Тобольск. И на этом сказанное углицкое дело сделалось. И после о нем еще целых двенадцать лет никто вслух не вспоминал, пока в Польше вдруг не объявился один человек, который назвал себя…
Но это уже другая, не наша история. А наш Маркел? А что Маркел! Он после вернулся из войска, и Параска с Нюськой его встретили, а больше никто его тогда не видел. А что на него смотреть, он не заморская диковина. И он так еще три дня, никуда не выходя, на всякий случай, хоронился у себя. А на четвертый день к ним заявился Авласка. Маркел нельзя сказать, чтобы слишком обрадовался, но велел гостя принять. При малом свете и с закладенными окнами Параска собрала на стол, и они сели перекусывать. И там, чарка за чарку, Авласка рассказал о том, какие дела творились у них в Угличе после того, как Маркел от них уехал. И оказалось, что Мисюрев с Карповым напрасно хлеб не ели, а сразу начали свой розыск, и начали его с того, что велели хоть из-под земли найти и привести им Андрюшку Мочалова.
– Злодея колдуна! – сказал Авласка. – Вот как они его назвали! Только где его было найти, когда его подворье всё дотла сгорело еще в тот же день, когда ты от нас поехал! И ничего там после не нашли, даже его костей! А искали.
– Это Фома его поджег, – сказал Маркел. – И всё остальное тоже он. А кто искал?
– Стрельцы, – сказал Авласка. – Так им было велено. И еще им было велено зорко смотреть, там, говорили им, великие богатства должны быть. Только ничего там не нашли, одна зола там была.
Маркел на это усмехнулся и сказал очень негромко:
– Это они нож искали.
– Диковинный был нож! – сказал Авласка тоже тихим голосом. И также тихо спросил: – Кто им про него сказал?
На что Маркел усмехнулся и уже ничего не ответил. Тогда и Авласка тоже хмыкнул. А Маркел сказал:
– Князь Семен у меня спрашивал, как я съездил, что видел, что слышал. А я сказал, что ничего не видел и ничего не слышал. И он сказал: это славно, так я ему и передам.
– Кому – ему? – спросил Авласка.
На что Маркел только сердито сдвинул брови и даже на дверь не стал коситься, хоть очень хотел. Так они еще немного помолчали, а после Авласка спросил:
– А что еще князь Семен говорил?
– Про Индейское царство рассказывал, – сказал Маркел. – Там, говорил, такие колдуны бывают, что нашим куда до них! Индейский колдун такой, что ты его в землю закопай, а после через сорок дней откапывай, а он живой. Или на куски его порежь, а после сложи вместе, живой водой попрыскай – и он ожил.
– Живой водой и я могу! – сказал Авласка. – Вот только где ее взять?!
Но Маркел, его не слушая, продолжил:
– А ножи-саморезы, сказал князь Семен, – это у них самое обычное дело. Только я про них не спрашивал. Вот так-то!
– К чему это тогда он вдруг? – спросил Авласка.
– Я не знаю, – ответил Маркел. После спросил: – А ты сам чего вдруг к нам приехал?
Авласка засмущался и сказал:
– Желаю поступить к тебе в подручные, Маркел Иванович.
– Маркел Петрович! – поправил Маркел, но без зла. После без зла же продолжил: – И это не мне, это князю Семену решать. А он у нас строгий. А ты ничего не умеешь. Поэтому если он тебя и возьмет, так на первых порах только если сторожем. И то если я слово замолвлю.
– Замолвь, Маркел Петрович! – с жаром воскликнул Авласка. – Век помнить буду!
– Век! – повторил Маркел насмешливо. – Век у нас в приказе не живут. Служба у нас ого какая! – И помолчал. После сказал: – Язык у тебя длинный, вот что. А нам такие зачем? Вот как я к вам ездил. Много чего видел, а молчу. Потому что ничего уже не помню. А помнил бы? Сидел бы я с тобой сейчас? Нет, не сидел бы. А лежал бы неизвестно где. А не обидно мне? Обидно! Вот что у вас люди сейчас говорят об этом деле?
Читать дальше