Сторож маяка в Нейверке

Бальтазар Гольмстеде покачал головой.

— Я на это не могу согласиться, — сказал он. — Неужели вы хотите, чтобы упрекали сенат вольного города Гамбурга, что он купил свою безопасность коварным обманом? Нет, господа, это не годится.

— Вы меня плохо поняли, почтенный бургомистр, — ответил Николас Шаке. — Я совсем не думаю, чтобы сенат пустил в ход обман или измену, хотя с таким разбойником совсем не следует быть особенно разборчивым в средствах.

— В таком случае, сенатор Шоке, я не понимаю, что вы подразумеваете.

— Очень просто. Город Гамбург назначил двести дукатов за голову атамана разбойников. Если найдется кто-нибудь, кто захочет заработать эти деньги и предаст пирата в наши руки, разве можно будет обвинить сенат в нечестном поведении?

— Нет! Этого никто не скажет! — крикнули все сенаторы.

— И я думаю, для нас безразлично, каким образом этот человек доставит нам пирата, — продолжал Шоке торжествующим голосом.

— Конечно! Нам никакого дела нет до выбора средств этого человека. Но до сих пор не нашелся еще человек, который захотел бы заработать этот приз, хотя мы его несколько раз повышали.

— Повысьте его еще раз, благородные сенаторы, и я вам доставлю человека, который возьмется за это дело.

— Сколько же нужно прибавить?

— Сто дукатов, так чтобы всего было триста дукатов.

— Это неслыханно, — крикнул Юрген Мюльвартер, и другие сенаторы тоже выразили свое недовольство.

— Но разве торговля Гамбурга не дороже для вас? — спросил Николас Шоке. — Если вы построите корабли и наймете солдат, вам обойдется гораздо дороже, не говоря уже о бесполезно пролитой крови.

— Вы говорите так, как будто вы имеете в виду определенную личность, — сказал бургомистр.

— Да, господа. Сегодня утром явился ко мне один человек с предложением доставить нам Штертебекера, мертвого или связанного.

— На смерть мы не можем согласиться, — сказал седой Дитмар. — Связанного, это другое дело.

— Я тоже так думаю, — сказал Шоке. — Я сказал ему, что совет согласится только на то, чтобы он доставил Штертебекера живым, иначе он становится как бы участником убийства. Этот человек согласился доставить пирата живым. Но он требует за это триста дукатов.

— А кто он такой? — спросил бургомистр.

— Я обещал ему назвать его имя только тогда, когда сенат согласится на эту сумму. Во всяком случае его имя должно остаться в тайне.

— Странные условия, — вспыхнул молодой Юрген Мюловартер. — Что, мы позволим изменнику делать нам предписания? Ибо ведь все дело основано на измене. Я удивляюсь, Николас Шоке, что вы взялись делать сенату подобные предложения.

Шоке гневно вскочил с места.

— Не смейте еще раз говорить такие слова, молодой Мюльвартер. Вам многое прощают, потому что все знают, что вы горячая голова и не всегда обдумываете то, что говорите в то время.

— Держите язык за зубами! — гневно крикнул Мюльвартер. — Иначе…

— Успокойтесь, господа, успокойтесь! — вмешался бургомистр. — Как можно совещаться, когда вы готовы из-за простого слова лезть на стены.

Оба сенатора все еще стояли друг против друга в вызывающих позах. Но благодаря усилиям других участников совещания они наконец успокоились, после чего Шоке продолжал холодным голосом:

— Я считал своим долгом сообщить высокому совету предложение, сделанное мне как сенатору, с просьбой передать ее сенату. Этот человек берется доставить Штертебекера и хочет за это триста дукатов. Теперь сенат должен решить, принимает ли он это предложение или нет. Если да, я назову здесь имя этого человека и представлю его сенату, чтобы все формальности были закончены.

Николас Шоке сел с решительной миной на свое место, как человек, которому нечего больше сказать по этому делу и ему остается только дожидаться решения других.

Теперь заговорил Клаус Дитмар.

— По зрелом обдумывании я нахожу, господа, что мы должны согласиться на эти триста дукатов. Ведь их придется платить только тогда, когда Штертебекер действительно будет передан в наши руку. Не правда ли, мистер Шоке?

Шоке утвердительно кивнул головой.

— Значит, мы ничем не рискуем. Арест этого разбойника стоит даже большую сумму. Я, господа, голосую за принятие предложения.

— И я, и я! — кричали бургомистр и другие сенаторы, даже Юрген Мюльвартере голосовал за принятие предложения.

— К порядку, — сказал Бальтазар Гольмстед. — Сенат единогласно решил принять ваше предложение, сенатор Шоке. Теперь вы должны представить нам этого человека. Вы можете это скоро сделать?