Кровавое родство

— Ошибаешься, сенатор Альберт Шрейе, — возразил холодно Клаус. — Я свободен и пришел свести с тобою счеты. Ты отправишься в Гамбург в той самой клетке, которую назначил для меня.

— Я! в львиной клетке? Сенатор? Член верхней палаты в Гамбурге? Вы хотите наложить руку на посла? Знаете ли, что по всеобще принятым правилам посол неприкосновенен? — стонал сенатор, поняв весь ужас его положения. Он понял, что находится в руках страшного Штертебекера.

— Замолчи, мошенник! Разве это в обычае у народов нападать за гостя своего союзника и коварно бросить его в темницу? Разве это по правилам, пленника везти в клетке, служащей для транспорта диких зверей? Теперь попробуй сам, каково там живется; советую, однако, затыкать ноздри, иначе упадешь в обморок.

Шрейе хотел против этого протестовать. Но Штертебекер с резким «молчать» оборвал его, засунул ему оторванный кусок простыни в рот, дабы он не мог кричать.

Тогда он схватил его, как он был в одной рубашке, и понес его в клетку и запер за ним дверь. От холода и ужаса Шрейе дрожал всем телом, клубок во рту мешал ему стучать зубами.

Штертебекер же язвительно сказал:

— Потерпи малость, Альберт Шрейе. Сейчас теплее станет. Я тебе составлю общество из твоих коллег. На досуге сообща обсудите, стоит ли связаться с Штертебекером.

Угрозы Клауса фон Винсфельда не были понятыми, тотчас в клетке оказались и остальные шесть сенаторов.

— Все туда же, в клетку, — говорил он при этом, — дабы послание Сенату было полное.

После этого он отправился наверх и узнал от связанного постового, где гамбургский конвой почивал.

Они спали в большой зале того же флигеля. Клаус запер все выходы из залы. Остался только один выход через трубу камина, но эта оказалась узкой.

Итак, Штертебекер не только сам освободился, но взял в плен своих врагов. Этим он хотел отомстить за грубое насилие.

В этой знаменательной ночи Кено-том-Броке не мог засыпать. Мысль о заключении Штертебекера не давала ему покою. Конечно, он не хотел изменить своему другу, поэтому он все думал, как загладить совершенное.

Как сказано, он уже отправил гонца к виталийцам. Теперь он хотел также пред Клаусом оправдаться.

С этой целью отправился он к ключнику, которого дома не застал. От жены его узнал, что тот давно уже отправился к пленному в темницу.

Но как он был изумлен, когда вместо виталийского короля нашел в тюрьме своего же ключника.

Фризский князь вынул клубок изо рта ключника и узнал, в чем дело. Несказанный ужас обнял его. Штертебекер на свободе; он наверно страшно отомстил своим мучителям.

Кровь ударила ему в голову. Вдруг он, помешанный, побежал в те комнаты, где жили послы.

Он был бесконечно поражен, узнав от постового, что Штертебекер вынес всех семь сенаторов в одном белье, куда — не знает, но полагает, что вниз во двор.

Бледный, как мертвец, поспешил он туда. Он ожидал чего-то страшного. Предчувствие говорило ему, что посольство находится в львиной клетке, которую выбрали для Штертебекера.

Быстро спустился он во двор, и там он увидел все гамбургское посольство в западне!

Напрасно он пытался открыть клетку, — ключи Клаус забрал с собой. Кено был в отчаянии. Тысячу раз извинялся он пред послами, доказывая свою безучастность в этом преступлении.

Однако сенаторы были злы. После того, как Кено вынул клубки у них — единственная услуга, которую он был в состоянии им сделать, — они набросились на него, обвинили его во всем и требовали немедленно известить своих людей и поймать Штертебекера.

Князь обещал делать все возможное и побежал в помещение гамбургского конвоя.

Он так потерял голову, что в темном коридоре налетел на кого-то. Это был Штертебекер.

— Гей, кого Бог несет! — крикнул Штертебекер и мощно схватил незнакомца за шиворот.

— Святая сила, спаси меня! — вскрикнул Кено в страшном испуге. — Клаус Штертебекер, это ты! Я узнаю тебя по голосу и по твоему кулаку. Никто еще так крепко не схватил князя фон Ауриха и Эмден!

— Га, это ты, Кено! Тем лучше! Я вот хотел тебя отыскать; ты должен дать отчет.

— Это я тотчас сделаю дорогой Клаус, — стонал Кено. — Но сперва отпусти меня.

— Не раньше, чем дашь отчет. Пока я подозреваю в тебе низкого изменника и подлеца.

— Ты прав, Клаус, это кажется. Но ведь это только кажется. Слушай, или за мной в кабинет.

— Нет, это я отклоняю; не верю тебе. Ты большой интригант. Язык у тебя раздвоен. Сперва удостоверимся, какая половина правду говорит, та ли, говорящая к виталийцам, или же говорящая к гамбуржцам.