Владимир Птах - Подарок из Египта

Квинт с улыбкой выслушал астролога. Он заверил Шумшера, что сегодня ему никто не помешает.

— Но только смотри, ничего там не напутай в своих планетах, — предупредил его Квинт. — Мне надо знать точно, когда приедет Марк.

— Хочешь подготовиться к его встрече? - спросил Луций брата.

— Да, надо отметить его возращение как следует. Я надеюсь, ты, Луций, не спешишь домой в свои Путеолы?

— Конечно, нет, — ответил Луций. — Разве я могу уехать, не повидав своего пле-мянника?

— Я знал, что ты не откажешься, старый пьянчуга. Клянусь Вакхом, ты не пожале-ешь, — пообещал Квинт и стал рассказывать Луцию, какие он задумал приготовить блюда для такого торжественного случая. Луций тоже знал толк в еде, и у них завязалась оживленная беседа.

Неизвестно, как долго бы они болтали, если бы Метродор не шепнул Квинту, что в атриуме его уже давным-давно дожидаются клиенты, чтобы поприветство-вать своего патрона.

— Скажи им, что я сейчас приду, — ответил Квинт Метродору и подозвал к себе слугу с полотенцем. — Пошли, Луций, со мной, посмотришь на моих клиентов, — пред-ложил он брату.

— Нет, я не хочу, — отказался Луций, уминая пирог. — Мне на этих голодранцев смотреть тошно.

— Это у тебя там, в Путеолах, голодранцы, — обиженно произнес Квинт, — а у моих морды такие холеные, что куда там твоей харе.

— Тем более не пойду, — упирался Луций, — еще чего доброго засмеют меня твои разжиревшие клиенты. Я лучше здесь вином побалуюсь.

— Как хочешь. А в баню ты хоть со мной поедешь?

— Вот в баню поеду. Уж чего-чего, а таких бань как в Риме у нас в Путеолах нет.

— Это точно, — согласился Квинт. — Тогда жди, я скоро вернусь.

И, утерев руки полотенцем, Квинт направился в атриум.

Атриум у Квинта был великолепный. На его отделку Квинт не поскупился. Он считал, что атриум — это лицо дома, и по его виду будут судить о хозяине.

В центре атриума находился бассейн с фонтаном. Дно бассейна было выложено цветной мозаикой с изображениями пожирающих друг друга рыб. Над водой вы-сился бронзовый сатир, играющий на свирели. Из свирели и мохнатых ушей сати-ра с журчанием струились фонтанчики воды. По углам бассейна стояли четыре огромные колонны из нумидийского мрамора, подпирающие высокий потолок. В потолке, прямо над бассейном, было устроено большое квадратное отверстие, через которое солнечный свет попадал в атриум. Стены атриума были расписаны яр-кими фресками. На одной из них был изображен дикий кентавр с двумя молоденькими нимфами под мышками. Нимфы кричали и вырывались, но кентавр бодро про-должал скакать в чащу леса, не обращая внимания на то, что нимфы кусали и царапали его лошадиное тело.

Клиенты Квинта уже с раннего утра собрались в атриуме и, зевая от скуки, даже не обращали внимания на все это приевшееся им великолепие. Они думали только об одном: сколько они смогут сегодня получить от Квинта денег.

Надо сказать, что в то время в Риме служба клиентом была самым легким способом прокормиться. Для богатого римлянина было просто позором появляться в общественных местах без этих прихлебателей. Чем богаче римлянин, тем больше у него должно быть клиентов. У Квинта их было около тридцати. Каждое утро они приходили к нему в дом, чтобы приветствовать своего патрона. Это была его свита. С ними он уверенно чувствовал себя и в суде и на публичных выступле-ниях. Клиенты всегда принимали сторону своего патрона. Противникам Квинта они мешали выступать, а когда начинал говорить Квинт, они, наоборот, громогласно выражали ему свою поддержку. Кроме того, клиенты Квинта были своего рода его агентами в городе. Они первыми доносили ему обо всем, что происходило в Риме, рассказывали последние сплетни и слухи. Именно от них Квинт узнал о шашнях своей жены.

За эти услуги Квинт каждый день давал им по десять сестерциев. Это, конечно, было немного, но на еду и кислое вино им хватало. К тому же на праздники или в день своего рождения Квинт проявлял щедрость и мог дать им еще по сотне. Кроме того, самых усердных, тех, кто больше всех беспрестанно восхвалял Квинта, он мог пригласить к себе на ужин, чтобы и за столом слушать льстивые слова о себе. Но такая честь выпадала не многим, и надо было сначала ее заслу-жить. Вчера ее смогли удостоиться только двое. Некий Псека, первый подхалим среди клиентов, и поэт Баселид, тот самый, что во время вчерашней пьянки у Серпрония, изображая льва, на четвереньках гонялся за флейтистками и опрокинул на себя горящий светильник.