Накрыли решеткой, сплетенной из прочных ветвей и обтянутой парусиной, сверху накатили большой камень. Такое хранилище придумала Мария. Однажды она просто начала копать, а я к тому времени уже успел убедиться, что эта девица знает, что делает, и стал ей помогать. Хотя мысль, что эта «знающая, что делает, Мария» решила обосноваться на острове, тогда неприятно кольнула меня. Мы с Эмили были слишком напуганы нашим новым положением, и в первые дни все ждали, что вот-вот появится какое-нибудь судно и заберет нас в Англию. Но время шло, я все реже смотрел на горизонт и, в конце концов, совсем забросил наш сигнальный костер, хотя прежде каждый день проверял его, будто кто-то мог похитить это чудесное сокровище, состоящее из сухих палок, в изобилии валявшихся на берегу и в лесу.
Тем временем небо заволокло густым тревожным мраком, ветер свирепо трепал кусок парусины на хижине, и я мысленно попрощался с нашим жилищем.
– Идемте, нам еще нужно подняться.
Пещеры я обнаружил, когда обследовал часть острова, куда нас забросило штормом, на пятый день после кораблекрушения. Они были сухие и просторные, и мы даже хотели поначалу поселиться прямо в них и не тратить время на возведение жилища, но я с каким-то суеверным ужасом думал о том, чтобы удалиться от берега и моря, которое единственное обещало нам спасение. К тому же нам пришлось бы тащить наверх весь наш скарб. Так что мы остались на берегу и весьма неплохо там обустроились.
По вечерам мы с Эмили сидели, смотрели на море и обсуждали последние пьесы в театре на Друри-Лейн, которых я никогда не видел, как и самого театра; и как хорош был в роли Отелло Чарльз Харт, который умер почти двадцать лет назад; как славно прогуляться по Гайд-парку в погожий весенний день или покататься зимой на коньках по замерзшему озеру. Мы представляли, будто наша хижина – это замок в Англии (как я в то время хотел оказаться там, не зная, что это не принесет мне ни спокойствия, ни счастья), сломанный ствол пальмы рядом с ней – изящная скамеечка в саду.
Пляж, где стояла наша хижина, был с трех сторон ограничен полукружьем каменных стен, так что мы жили как бы на дне расколотой каменной чашки, или скорее цветочного горшка, полного зелени и цветов. Наше «поместье» так и называлось La Maceta – Цветочный Горшок. Почему по-испански? Да Бог его знает. Может потому, что все моря эти и земли в давние времена принадлежали Испании. Или же в честь нашей примечательной камеристки-испанки.
Теперь я уже не вспомню…
Втроем мы пересекли дно Горшка и принялись взбираться по стенкам вверх. Мария все время отставала и оглядывалась, и я уже хотел прикрикнуть, чтобы она поторопилась, но тут камеристка совсем остановилась и по тому, как решительно и окончательно поставила она рядом свои ступни, я понял, что дальше она не сделает и шагу. Я тоже остановился и взглянул ей в лицо сверху вниз. Ее единственный глаз выражал отчаяние, второй был закрыт повязкой.
– В чем дело, Мария?! Идем!
Она покачала головой и показала четыре пальца. Я чертыхнулся про себя: совсем забыл про этого забулдыгу, и немного спустился.
– Джек!
Ветер унес мой крик. Нечего было и надеяться, что его услышат.
– Джек, мы уходим!
Я повернулся к Марии.
– Идем, он знает о пещерах. Он же моряк, он увидит, что буря началась, и скоро придет сюда, – сказал я. А сам подумал: «Если конечно не мертвецки пьян и не валяется где-нибудь на берегу».
Но Мария снова покачала головой.
«Черт бы побрал эту глупую девицу!» – с досадой плюнул я.
– Эмили, поднимайтесь, а я найду нашего друга и приведу сюда.
Я отправился вниз. Мария смотрела на меня с благодарностью, я же про себя обругал ее последними словами.
Я снова спустился на дно Горшка и направился к берегу. Ветер толкал меня обратно. На острове творился сущий ад. Время едва перевалило за полдень, однако на пляж опустились сумерки. А может быть напротив – поднялись. Из самой преисподнии.
– Джек!
Деревья гнулись будто травинки.
– Джек!
Сверкнула молния, огромная, на все небо, и страшная как гнев Божий.
– Джек!
Ее догнал оглушительный раскат грома.
– Джек!!!
Никто не отзывался.
По земле и листьям зашлепали первые отдельные капли, и через мгновенье на меня обрушился такой поток воды, что стало трудно дышать. Я вышел к хижине и без всякой надежды заглянул внутрь. Джек, как ни в чем не бывало, спал на своей травяной постели. Должно быть, вернулся вскоре после нашего ухода. И, конечно, он был пьян.
Читать дальше