Джон Берк: Лев Спарты

Из Азии приближался человек, которого мы ждали все эти годы. Ксеркс, царь персов и сын Дария, надвигался на плодородные земли и богатые города Европы.

И вела его не только алчность. Прошло десять лет с тех пор, как его отец вторгся в Грецию, полный решимости ее захватить. Персидские войска потерпели сокрушительное поражение в битве с афинянами при Марафоне, что было непростительно. Это не давало покоя Дарию, который поклялся отомстить. Разбираясь с проблемами в других подчиненных ему землях, он то и дело обращал свой взгляд на Запад. Когда он умер, так и не успев насладиться местью, Ксеркс, как послушный сын, решил улучить момент и нанести по Греции еще один удар.

Теперь он был готов. Приказы были разосланы, и войска восточных сатрапий пришли в движение. Он потребовал выставить контингенты от каждого народа под его контролем, не только от тех, кто славился своей воинственностью, но просто от каждого племени. Орды косматых дикарей потянулись к месту сбора, разбивая свои лагеря рядом с лучшими воинами Персии и нерешительными азиатскими греками, давно уже угодившими под пяту персидского владыки.

Несметное сборище вселило радость в сердце Ксеркса. Он собрал представителей всех своих земель, вассалов со всех уголков своей империи. Разве смогут армии Греции противостоять такому несметному полчищу? Весь мир шел против них с оружием в руках. Конница и пехота, боевые колесницы и лучники. Вместе с воинами пришли рабы и женщины, люди потекли нарастающим потоком, и вскоре вся Каппадокийская равнина покрылась черными точками человеческих фигурок, разбивших временный город.

Местность была прочесана в поисках еды. Домашний скот и зерно были конфискованы. Были направлены передовые отряды, которым надлежало приготовить запасы продовольствия вдоль пути, по которому вскоре двинется армия Великого царя.

Гордость Ксеркса раздалась еще больше во время марша. Его войска опустошали земли, по которым продвигались, и выпивали реки досуха. Именно тогда появилась похвальба, позже подхваченная и нашими историками, что в этой грозной армии было пять миллионов человек. Но теперь-то, когда я могу все трезво оценить, я знаю – на Грецию надвигалось только восемьсот тысяч. Только восемьсот тысяч, сказал я самому себе и улыбнулся. По стандартам того времени представить такую армию было просто невозможно. У Ксеркса действительно были все основания считать себя непобедимым.

В Греции были богатства. Но больше богатств городов и деревень его привлекало роскошное предвкушение мести. После удовлетворения этой потребности будут и другие удовольствия: у него в руках будет ключ от Европы, ключ от всего западного мира.

– Когда греческие государства падут передо мной, – сказал Ксеркс, – весь мир приготовится встать на колени… а потом рухнет на них.

Ничто не сможет его удержать. Он пройдет по стране из конца в конец и сделает ее своей. Ни армия, ни океан, ни горные гряды не смогли его остановить. И Геллеспонт, на который он смотрел с высокого берега, эта водная лента в полмили шириной, не была для него препятствием. Полмили – ничто для человека, в распоряжении которого ресурсы Великого царя.

– Мы не будем терять время, переправляя наши войска на кораблях, – приказал он. – Постройте мост через пролив, а потом мы переправимся над водой.

Финикийские и египетские инженеры принялись за работу и навели два моста от Абидоса. Один был сделан из льняных канатов, второй – из связок папируса.

Но тут проснулись и задышали греческие боги. Разыгрался шторм, который сорвал мосты и унес их вниз по Геллеспонту. Придумавшие мосты инженеры были обезглавлены. Ксеркс также обратил свою ярость и против священных вод, он приказал выпороть их многохвостой плетью. Палач взмахивал и бил по воде яростной кожаной кошкой, а рядом стоял офицер и приговаривал:

– Ты, соленый и горький поток, твой повелитель подвергает тебя этому наказанию. Великий царь Ксеркс пройдет над твоими едкими водами с твоего согласия или без него.

Начались работы по возведению нового моста. На этот раз галеры и триремы были поставлены бортом друг к другу в два ряда и связаны между собой. Канаты притянули их друг к другу, а по ним с одного континента на другой перебросили дощатый настил. По обе стороны настила поставили забор, чтобы лошади и вьючные мулы не пугались при виде моря. Шум тысяч голосов отражался эхом в горах. Ритмичное пение и пыхтение иногда прорезал резкий щелчок плети. Деревянные корабли терлись друг об друга, издавая непрерывный скрип. Шаги гулко отдавались в дощатом настиле. Все эти звуки звучали музыкой в ушах Ксеркса: накладываясь, они сливались в гармонию, формировавшую мелодию победы.