– Ты куда? – для поддержки разговора спросил парень. – Поди… на базар?
– А ты? – не растерялась Нина. – Может, на рыбалку?
И молча пошли рядом, составив ещё одну людскую стайку бойко спешащих на Торжество.
– А де другие чувихи? – модничая, спросил Гришуня, имея в виду, очевидно, Юльку с Оксаной.
– А я знаю? Пытает он… – не ласково обошлась девушка. – В деревни попёрли…
Возле церкви, под сенью тополиной аллеи, дурманящей ароматом прели и потоками солнечной духоты, Гришуня приобнял спутницу за плечи. Нина привычно сомлела, в комочек сжалась, но виду не подала, и руку решительно не отвела.
– Хочешь мороженое? – напрямик спросил парень строптивую диву. – В стаканчиках, или на разновес?
– Хочу, – также прямо ответила дива, слегка помедлив в речах. – ты, что ли, угостишь?
– А хуть бы и я.
И они – парочкой – молча устремились к мороженице, встали в длинную очередь. Гришуня тайком пялился на Нинульку. Ему, долговязому увальню, пялившему глаза с растерянной улыбкой в мордатой физиономии на миловидную спутницу, жеребчиком переминающемуся на стройных ногах, Нина «застила других чувих, а чем не знаю»… Этим недоумением откровенничал с пацанами. И шибко, видно, «застила», потому как всюду и в свободное время нежным барсом скрадывал Нинульку в последние месяцы.
– Как на чёрный Терек,
как на буйный Терек
вывели казаки
сорок тысяч лошадей…
– продолжал жаловаться бархатный баритон.
А город гудел бубном долгожданного всенародного Торжества, как разгорячённый духовой оркестр ораторией Баха! Барабанный гул, радостные людские вскрики и бравурные обрывки патриотических гимнов взметались ввысь! Красные флаги гордо трепетали на древках вкупе с полотнищами на здании Горсовета. Воздушные шары, наполненные углекислым газом людских выдохов, волочились по асфальту и громко – на потеху – лопались. И ярилось Торжество единым живым организмом, развязно требующим зрелищ и хлеба, хлеба и зрелищ, будто бы без этого разнузданного чревоугодия не трепетно реяли красные стяги и не бравурно гремели гимны.
Толпы шатающихся горожан, как ртутные лужицы, перетекали по площади, сливаясь в хохочущие группировки старых знакомых и друзей, сообща глазеющих на массовые зрелища. И вновь растекались в поисках невиданного и необычайного. Привлечённые гамом птицы, эпидемической вспышкой заражались людским азартом и возбуждённо обсуждали всеобщее сумасшествие. Точно пошло-поехало то, чему не было ни предчувствия, ни предпосылок. Но что-то апокалиптическое надвигалось на торжествующее сборище.
Самая большая группа горожан толпилась у стола, в толпе, разыгрывающей беспроигрышную лотерею. Иногда здесь кучно взрывались восторженным хохотом над счастливцем, выигравшем погремушку, безделушку, либо портрет партийного вождя в деревянной рамке.
– Пошли ко мне в общагу? – ласково пригласил Гришуня чувиху, аппетитно поедающую мороженое. Она аккуратно вылизывала серую стенку стаканчика и не спешила с ответом. – У нас никого нет. А на вахте Егорыч сидит, он с утра квасанул бражки…
– Не-е… – подумав, отказалась девушка. – Я беременная.
Гришуня стыдливо оглядел её аккуратненький животик, прикрытый пёстреньким сатиновым сарафанчиком, и, не обнаружив нужной приметы, недоверчиво улыбнулся.
– Ну и чо… беременная… А мне какая разница?
– Ты что, чувак, за дуру меня принимаешь? Сказано – беременная, значит, не могу я по общагам шариться.
– Да ладно… А ты чо – замужем? Или понтуешь?… Хошь – на ручки возьму?
– Не твоё дело. А хоть бы и замужем.
– Да ради бога!.. А де муж?
Нина аккуратно смяла стаканчик от мороженного, отбросила его к забору, и независимо побрела сквозь толпу. Гришуня неотступно следовал в фарватере.
– Нинель, а Нинель… Я сохну по тебе. Поехали в Ермаки, с родителями познакомлю?
– Ещё не хватало! Сказано – замужем…
– Понтуешь… Я всё про тебя знаю. Мне Оксана с Юлькой разболтали про хакасёнка твово… приблудного. Не веришь?
– Верю – не верю, тебе-то что? Замужем – не замужем… Я не от тебя беременная! Успокойся, Гриня… Что ты, как маленький…
– …принц, что ли?
– Ага, вроде того.
– Маленький Принц – козырный чувак. Он был в ответе за тех, кого случайно… приручил. Ты читала?
– Ещё чего? Какой принц? Гриня, ты с Егорычем – не того, случаем?… Не хватанул бражки? Смотри, загребут в капэзэ.
Обескураженный Гришуня молча следовал за горделивой подружкой. И уже не было уверенности в успехе, не веселило царившее вокруг Торжество, не имела смысла дальнейшая красота окружающего мира. А и чем впечатляться: в воздухе висело монотонное безобразие гула и гармонии, а по земле с обрывками газет волочило усталую праздность. Гришуня Тахтобин шёл поперечно.
Читать дальше