Прошли десятилетия, но привлекательность джинсов не потускнела, хотя стили и капиталы отдельных компаний претерпели резкие изменения. В Levi’s воспользовались первой волной молодежного бунта, и продажи выросли в десять раз – с 100 млн до 1 млрд долларов – между 1964 и 1975 гг. Впоследствии, по мере того как различные субкультуры добавляли джинсам что-то свое, покупателей стало сложнее завоевывать. В середине 1990-х гг., недооценив привлекательность моды на мешковатый стиль, которая продержалась довольно долго, самый большой в мире производитель джинсов столкнулся с 15-процентным падением продаж, что заставило компанию закрыть несколько фабрик и уволить персонал. На вопрос корреспондента газеты New York Times на пресс-конференции в 1999 г. сорокалетний эксперт по молодежному маркетингу ответил: «Наша роль – быть тем, что классно в данный момент. Проблема тем не менее… в том, что классное для одного ребенка не обязательно будет классным для другого ребенка» [324] Espen.
.
Эффект производства такого количества моделей джинсов заключается в жадном потреблении хлопка. Даже сейчас, когда синтетика занимает лидирующее место среди всех волокон, используемых в мире, хлопок сохраняет свою долю в 25 %. Настроение меняется, люди выступают против пластика в любой форме, включая ткани, а хлопок сохраняет благородный ореол натуральности. Но поскребите поверхность, и он едва ли останется мечтой защитников окружающей среды. За 2016–2017 гг. во всем мире было собрано 106,5 млн тюков хлопка, каждый весом 480 фунтов. Для этого потребовалось почти 3 % пахотных земель. В 2011 г. спрос превысил предложение, что привело к острой нехватке продукта. Цены на хлопок взлетели до 1,45 доллара за фунт. Это самая высокая цена со времен эмбарго, наложенного Югом во время Гражданской войны в 1860-х гг. В ответ фермеры посеяли больше хлопчатника, но только после того, как спекулянты вызвали панку на фондовой бирже [325] Farchy and Meyer.
.
Экономика хлопка продолжает оказывать серьезное влияние на жизнь многих людей по всему миру. Соединенные Штаты занимают третье место в мире по производству хлопка после Индии и Китая. В 2016–2017 гг. здесь было произведено 3,7 млн метрических тонн. Принудительный труд живет и здравствует под фиговым листком тринадцатой поправки, которая запрещает рабство и принудительный труд, «за исключением наказания за преступление, за которое обвиняемый должен быть осужден надлежащим образом». Если учесть, что в настоящее время в США более двух миллионов заключенных, то это многочисленная и дешевая рабочая сила с расовым перекосом, часть которой собирает хлопок, практически ничего за это не получая. Иными словами, заключенных можно принудить к работе, не платить им за это или платить крохи, а если они откажутся, то еще и наказывать их за это. Финансовая подоплека ясна. Федеральная программа заработала 500 млн долларов на продажах в 2016 г.; калифорнийская схема дала 232 млн долларов [326] Benns; Walmsley; «Prison Labour Is a Billion-Dollar Industry». Brown Jones. Cotton and the Environment , p. 1; Siegle.
.
Превращение хлопка в пригодную для использования ткань – это тоже трата ресурсов: на одни джинсы требуется 11 000 литров воды. Более того, сейчас в большинстве случаев используется синтетическое индиго. Химикаты, которые используют и сбрасывают в процессе производства и крашения, часто оказываются в реках и ручьях.
Итальянский философ Умберто Эко в своем эссе 1976 г. «Поясничная мысль» ( Lumbar Thought ) утверждает, что современная одержимость денимом ограничивает, а не освобождает. Он обнаружил, что облегающие джинсы и то, как они сковывали его движения, изменили его поведение. «Как правило, я буйный, я разваливаюсь в кресле, я усаживаюсь там, где мне нравится, без каких-либо претензий на элегантность. Мои джинсы прекратили это, сделали меня более вежливым и зрелым. Я живу с сознанием того, что на мне джинсы… Странно, что традиционно неформальная одежда, нарушающая этикет, в результате оказывается той, которая этот этикет навязывает».
Для Умберто Эко деним – это доспехи, которые заставляют тех, кто их носит, думать о том, как они выглядят в глазах окружающих, то есть о вещах внешних, а не внутренних. Он сочувствует любой женщине, «максимально порабощенной, потому что [стягивающая] одежда, которую [общество] ей посоветовало, заставила ее психологически жить ради внешнего… И это заставляет нас понять, насколько интеллектуально одаренной и героической должна была бы быть девушка, прежде чем она смогла бы стать в этой одежде мадам де Севинье, Витторией Колонной, мадам Кюри или Розой Люксембург».
Читать дальше