Если учесть все возрастающую дань и регулярность нарушения соглашений, то возникает вопрос, почему китайцы не отступали. Частично это было продиктовано целесообразностью: хунну определенно ценили дары и специальные рынки, открытые для них. Рынки были частью их дипломатических требований, когда народы латали свои отношения после рейда в 135 г. н. э. Похоже, ханьцы надеялись, что эти соглашения уменьшат, если не прекратят агрессию. Был и более хитрый замысел. Ханьцы верили, что торговля финансово ослабит их врагов. Они производили больше желанных предметов роскоши, чем хунну, так что, судя по всему, весы торговли всегда клонились в их пользу. Хунну же торговали вьючными животными: верблюдами, ослами и лошадьми. Так как они были жизненно важными для военных успехов хунну, значит, чем больше этих животных переходило в руки китайцев, тем лучше. Один ханьский чиновник так сказал об этом в 81 г. до н. э.:
«Кусок китайского гладкого шелка можно было обменять у хунну на несколько кусков золота и тем самым уменьшить средства нашего врага. Мулы, ослы и верблюды шли через границу непрерывной вереницей; гарцующие лошади, в яблоках и гнедые, переходили в наше владение» [120] McLaughlin, p. 85; quoted in David Christian, p. 18.
.
Но у ханьцев, вынужденных выплачивать дань, был еще более долгосрочный и более коварный мотив. Они считали, что, давая хунну тонкие ткани, продовольствие, наряды и украшения их собственной цивилизации, они ослабят их с военной точки зрения. Ханьцы полагали, что хунну станут зависеть от Китая и китайских предметов роскоши в экономическом и культурном отношении. Таким образом, ханьцы добьются дипломатией и терпением того, чего они не добились бы войной. Поэт Цзы И (201–169 гг. до н. э.) еще раньше озвучил эту схему, живописно назвав ее стратегией «пяти наживок». Восхитительная еда, развлечения (музыка и женщины), здания, зернохранилища и роскошная одежда, утверждал он, подействуют на хунну так же, как стрижка подействовала на Самсона.
Хунну, в свою очередь, понимали, какую опасность представляют дары, которые им присылали. Ханьский чиновник, переметнувшийся в лагерь противника, откровенно сказал им, что их дурачат:
«Сила хунну в том, что их еда и одежда отличаются от китайских… С этого момента, как только получите ханьские шелка, наденьте их и попробуйте поскакать верхом через кусты и заросли! Ваше платье и штаны будут немедленно разорваны в клочья, и все увидят, что шелка не сравнятся по исключительности и удобству с фетром и кожей» [121] Yu, p. 37; quoted in Ssu-Ma Ch» ien, p. 170.
.
* * *
Шелк связал воедино опечаленную жену Су Хуэй, тщеславного императора Хуэйцзуна и правителей, противостоявших агрессии хунну. Каждый из них использовал шелк как средство соблазнения. Он позволил Су Хуэй, женщине в женоненавистническую эпоху, заявить о себе. По мысли Конфуция, производство шелка было исключительно женским занятием. Для женщин это был не только единственный способ внести материальный вклад в общество. Рукоделие и текстиль были единственной ареной, на которой они могли блеснуть. В XIX в. Дин Пэй, автор «Трактата о вышивании», говорила своим читательницам, что «игла – это ваша кисть для письма», и писала о вышивании как о достойной форме искусства. Следует, указывала она, «пропитаться эмоциями… [чтобы] многоэтажная башня могла появиться на дюйме ткани и не показаться маленькой». Су Хуэй использовала и свой дар, и свое умелое владение иглой, чтобы создать текст на шелке, который, в зависимости от того, во что вы верите, вернул ей любовь мужа благодаря силе ее блестящего ума или покорил его смирением [122] C. Juanjuan and H. Nengfu, «Textile Art of the Qing Dynasty», in Kuhn and Feng, pp. 468, 489.
.
Император Хуэйцзун использовал различные шелковые полотна, чтобы говорить о любви. Он воспользовался своим талантом, чтобы написать сцену, показавшую, как другие его желают. Более того, женщины – судя по всему, наложницы императора – принадлежали к числу самых могущественных и влиятельных женщин в его время. Их роскошная одежда добавляет им величественности и опосредованно усиливает его мужественность. В каком-то смысле император Хуэйцзун использовал общепризнанную культурную ценность шелка и его язык, чтобы мифологизировать себя как желанного, властного мужчину, каким бы ни было мнение его современников.
Соблазнение хунну было более коварным. Ханьцы были уверены в силе своих тканей, призванных охладить боевой пыл кочевников. В конце концов, шелк ценился кочевниками из-за его текстуры и легкости, так как его было легче возить на лошади. Хунну, особенно элита, начали использовать его для одежды и постельных принадлежностей, включили в погребальные ритуалы. Как и в Китае, владение драгоценными шелками стало талисманом престижа. Это был важный элемент, с помощью которого глава хуннов шаньюй укреплял свою позицию, тогда как в самом Китае законы регулировали расходы населения в интересах государства, отделяли один класс от другого, используя разницу цвета и качества шелковой ткани. Шелк олицетворял власть.
Читать дальше