Густав Эмар - Том 17. Твердая рука. Мексиканская месть

— К чему оно вам? — печально произнес незнакомец. — Наша случайная встреча кончится завтра, когда мы разъедемся, по всей вероятности, навсегда. Поверьте мне: благодарность — тяжелая обуза. И если вы не будете знать, кто я, вам удастся скорее забыть обо мне. Право же, так будет лучше, сеньор Руис. Кто знает, не придется ли вам когда-нибудь пожалеть о нашей встрече…

— Вот уже второй раз вы говорите это. Ваши слова полны горечи. Мне больно за вас, сеньор: много же, видно, вам пришлось пережить, если в том возрасте, когда будущее рисуется обычно в розовом свете, ваши мысли отравлены печалью, а сердце разочарованием! При этих словах дона Руиса незнакомец испытующе взглянул на него, точно желая проникнуть в самые сокровенные его мысли. А молодой мексиканец продолжал с живостью:

— Только не поймите меня превратно, сеньор. Я далек от намерения вынудить ваше признание. Каждый человек — хозяин своей жизни и своих поступков. У меня нет никакого права, ни даже желания вторгаться в вашу жизнь. Я прошу вас только об одном: назовите свое имя, чтобы мы, донья Марианна и я, могли запечатлеть его в наших сердцах.

— Стоит ли так упорно настаивать на таком пустяке?

— А стоит ли так упрямо желать остаться неизвестным?

— Хорошо, вы узнаете мое имя. Но предупреждаю вас: оно ничего вам не скажет.

— Вы ошибаетесь, сеньор: по крайней мере, отец мой узнает, кому он обязан жизнью своих детей. И он и вся наша семья будут ежечасно повторять это имя и благословлять человека, который его носит.

Взволнованный искренним чувством, которым были проникнуты эти слова, незнакомец непроизвольным движением протянул руку дону Руису, которую тот горячо пожал. Но незнакомец, словно раскаявшись в своем порыве, тотчас же от? дернул руку. Вернув своему лицу суровое выражение, этот странный, лишь только на минуту забывшийся человек с жесткой холодностью произнес:

— Хорошо, ваше желание будет исполнено. Мы уже сказали выше, что очнувшаяся донья Марианна увидела несколько поодаль от себя какого-то связанного человека. Это был один из преследовавших ее разбойников, тот самый, которого незнакомец чуть не прикончил ударом ружейного приклада. Разбойник лежал немного поодаль от костра, старательно связанный и с кляпом во рту.

К нему и направился теперь незнакомец; взвалив себе на плечи, он перенес его и положил у ног дона Руиса, не особенно, правда, бережно, судя по тому, что бандит, явно рисовавшийся до сих пор своей чисто индейской стойкостью, на этот раз не сумел сдержать подавленного стона.

— Кто этот человек и что вы намерены сделать с ним? — не без тревоги спросил дон Руис.

— Этот человек, — сухо ответил незнакомец, — один из тех негодяев, которые напали на вас. Сейчас мы будем судить его.

— «Судить»?! — воскликнул дон Руис. — Мы?

— А кто же? — сказал незнакомец, освобождая бандита от кляпа и ослабляя несколько путы на его ногах. — Или вы думаете, что мы посадим себе на шею этого негодяя и будем таскаться с ним, пока не наткнемся на какую-нибудь тюрьму? Да если бы мы и пошли на это, он сбежит от нас в пути, ускользнет, как опоссум [9] Опоссум — небольшое сумчатое животное из породы грызунов. , чтобы несколькими часами позже напасть на нас во главе новой шайки таких же головорезов. Ну нет, уж лучше судить его! Мертвые не вредят.

— Но по какому праву можем мы стать судьями этого человека?

— По какому праву? — воскликнул незнакомец с удивлением.

— По праву этих мест! Око за око, зуб за зуб! Дон Руис призадумался, а незнакомец украдкой поглядывал на него.

— Возможно, вы и правы, — заговорил наконец дон Руис. — Этот человек — преступник, коварный убийца, руки которого по локоть в крови. Попадись ему снова моя сестра и я, он бы, конечно, не задумался заколоть нас своим мачете или всадить каждому из нас по пуле в лоб.

— Значит?.. — спросил незнакомец.

— А ничего не значит! — пылко воскликнул дон Руис. — Даже наша полная уверенность в преступности этого человека не дает нам права судить его. К тому же и сестра моя цела и невредима.

— И вы полагаете…

— …что, раз мы лишены возможности передать этого человека в руки правосудия, нам следует отпустить его на все четыре стороны.

— Надеюсь, вы хорошо взвесили все последствия такого решения?

— Это решение подсказано мне моей совестью. — Будь по-вашему, — сказал незнакомец и обратился к разбойнику, который в течение всего разговора не проронил ни слова, хотя его глаза беспокойно перебегали от одного собеседника к другому. — Встань! — сказал незнакомец. Бандит встал.