Виталий Волков - Выстрел в Вене

Он действительно быстро уснул. Но во сне ему померещилось, что он в лесу, на большой поляне. Рядом с ним женщина. В руках у них обоих — серебристые ножи для метания. Он учит ее втыкать нож в цель. Цель — одинокий старый клен, занявший центр поляны. Осень, под ногами кленовые пятизубцы. Красиво. Но он испытывает раздражение. Он знает, что умел метнуть нож в цель прямым и обратным хватом. Но нынче его снаряд не втыкается острием, а раз за разом с тупым стуком бьется гладкой рукояткой о кору, оставляя в ней глубокие вмятины. Зато женщина, которую он взялся учить, бросает свой нож, и не глядя на дерево, будто и нехотя, небрежно, а нож втыкается и втыкается в ствол, уходя вглубь до обидного глубоко… Женщина хохочет, ротик ее — округлился оскорбительной «О»… Досадно. Досаду, словно это страсть любви, во сне грифелем подчеркивает абсолютная красота осеннего леса.

КОТОРОЕ ЗАВЕРШАЛО РАССКАЗ ИННЫ НОВИКОВОЙ, ТАК НЕ ПОНРАВИВШИЙСЯ ЗАЛИХОВСКОМУ

Неспокойным выдался декабрь 2017 года на линии соприкосновения между маленьким боевитым войском Донецкой народной республики и разношерстой армией Украины. То и дело в тыл к донецким «ватникам» неуемные полковники да майоры незалежной засылали диверсионные группы, а штурмовые отряды украинцев в любую минуту могли сорваться с непрочной привязи соглашения о перемирии и двинуться на восток. «Хоть не разорву, да цапну», — так понимали военную стратегию врага ополченцы. Жовто-блакиных солдатиков, мобилизованных «шоколадным президентом» Петро Порошенко, ненавистными взглядами и стволами пулеметов в спины толкали заградотряды националистических батальонов.

Командир роты донецких ополченцев, оказавшейся в декабрьские дни после ротации снова на передовой, требовал от своих окопников немногого: отказаться от мобильных телефонов, не пить сверх меры — а мера, по старому обычаю, стакан в день — и, исключительно ради передовой, отказаться от бранных слов. За это последнее требование командира роты поначалу и с легкой руки минера Сапеги прозвали «Доцентом», но эта прозвище не прижилось, а зацепилось другое — «Петрович». Петрович среди тех добровольцев-иностранцев, кто обосновался на этом фронте давно и надолго, пользовался репутацией. Строгий и дисциплинированный ротный, самый дисциплинированный среди тех некадровых, что еще живыми и целыми ходят в командирах в этих краях…

В штаб батальона, разбитый в самом Д-ке, Петровича вызвали голубиной почтой, как тут звали нарочных. На линию приехал Шалман, старый товарищ ещё по боям 2014-го года. Шалман был из Приднестровских казаков, примчавшихся на Донбасс при первых всполохах новой грозы. Увидав перед собой лицо Шалмана, который слыл неисправимым любителем неосторожного обращения с острыми и воспламеняющимися предметами, — смуглое лицо, иссечённое порезами и усеянное мелкими оспинами от ожогов, — лицо, не теряющее загадочного, потустороннего выражения даже в минуты радости и опасности, — увидев перед собой это лицо, Петрович поначалу решил, что переутомился. Шалмана он никак не ждал увидеть тут, потому что сам отправил бывалого воина в тыл, в лазарет. Причина на то имелась — перенесённая Шалманом глупая и небоевая травма руки. Боец надрезал себе сухожилие, когда демонстрировал двум молодым технику казачьего ножевого боя. Правило одного стакана Шалман, однако, не нарушил, поэтому — только лазарет… Слава богу, потому как Шалман не просто лучший боец отряда, но и товарищ воистину по оружию. И вот этот товарищ, это лицо без признаков национальной принадлежности — снова перед Петровичем.

— Что так глядишь, Петрович, как на неродного? Суй ноги в колготки и дуй в Дом, там тебя нарочный из Ейска дожидается. А я вместо тебя в блиндаже зад поморожу.

Петрович был заинтригован известием о нарочном, но прежде чем уступить командирское место Шалману, он подробно проинструктировал того на предмет обстановки, задач и отдельно — дисциплины, как будто перед ним чужак или новичок. Белесый глаз бойца то и дело озорно мерцал, когда командир рассказывал о пополнении из города Николаева, которое накануне получили «укропы» на той стороне…

По окончании инструктажа Петрович глотнул из фляги «в память о дяде Эдике», чтобы поддержать установившуюся тут с его подачи традицию, коя есть основа мироздания, и отправился в Д-к. Ехать недалёко, но по скользкоте, пришедшей на смену распутице поздней осени. Водитель не мог разогнать машину на опасном участке дороги…