Сергей Нечаев - Добрый доктор Гильотен. Человек, который не изобретал гильотину

А перед избранием он входил в число «выборщиков» от Парижа, назначающих депутатов от третьего сословия. Он делил с Жаном-Сильвеном Байи обязанности секретаря их собрания.

Правительство, которое приказало созвать Генеральные Штаты, к сожалению, не смогло организовать очень многие подробности, необходимые, чтобы процедура выборов проходила без осложнений. Голосование должно было проходить по непрямому методу, то есть рядовые участники голосования выбирали «выборщиков», а те, в свою очередь, называли депутатов, которые должны были ехать в Версаль.

15 мая 1789 года вместе с аббатом Сийесом и Жаном-Сильвеном Байи Гильотен был избран депутатом от третьего сословия Парижа. Собрание происходило в Версале, депутаты третьего сословия должны были заседать в общем зале, столь же огромном, сколь и темном, зловонном и лишенном вентиляции. Гильотен потом сказал, что «тяжелый воздух, выдыхаемый тремя тысячами человек, произвел ужасающий эффект на всех депутатов». Будучи доктором, он заботился о здоровье присутствовавших и просил, чтобы открывали окна для проветривания.

Два с половиной года работал Гильотен в Национальном учредительном собрании, находясь среди самых выдающихся представителей нации, и сделал он там немало.

19 июня 1789 года Гильотен был назначен членом Совета по процедурам (Conseil de règlement).

И он слушал, как Мирабо, в которого невозможно было не влюбиться, беспощадно критиковал поведение дворянства. А о названии нового органа он сказал так:

— Не выбирайте название, которое может испугать кого-нибудь. Поищите такое, которое у нас нельзя было бы оспаривать. Пусть оно будет мягче, но не менее внушительно по своей полноте. Оно должно годиться для всех времен, быть доступно всякому, а в крайности оно должно служить оружием для защиты прав и убеждений нации.

Гильотену нравилось, что в речах Мирабо было тщательно взвешено каждое слово, а еще ему импонировало, что тот предупреждал об опасностях парламентского деспотизма и призывал не покидать твердой почвы реальной действительности.

И это было очень важно, ибо 12 июля произошли первые столкновения восставшего народа с королевскими войсками на улицах Парижа.

А 13 июля 1789 года Гильотен от имени избирателей Парижа зачитал петицию, в которой Национальное учредительное собрание просило восстановить буржуазную гвардию (garde bourgeoise), ибо это была единственная возможность прекратить волнения в столице. Эта своего рода милиция впервые была создана в 1461 году. Потом ее распустили. Но сейчас только она могла защищать людей и их имущество. И король пошел на восстановление, назначив ее начальником в Париже маркиза де Лафайетта (позднее буржуазная гвардия преобразовалась в национальную гвардию).

Монархия потерпела тяжкое поражение. Шесть недель она медлила и выжидала, потом угрожала и сопротивлялась и, наконец, отступила, сказав в заключение «да» и «аминь» <���…> Никто не боялся ее больше. Национальное собрание заняло престол.

14 июля 1789 года пала Бастилия. Повсюду было только и разговоров, что эта тюрьма — наглядное свидетельство «кровавого деспотизма короля», но Гильотену довелось собственными глазами увидеть кучку жалких уголовников, ошарашенно таращивших глаза на своих нежданных освободителей.

Так называемый «штурм» Бастилии стал символом Великой французской революции. Почему так называемый? Да потому что никакого штурма, по сути, и не было.

Да и никакой «зловещей тюрьмы» в Бастилии тоже не было.

В действительности это было довольно роскошное заведение: во всех «камерах» имелись окна, мебель, печки или камины для обогрева. Немногочисленным заключенным разрешалось читать книги, играть на различных музыкальных инструментах, рисовать и даже ненадолго покидать «застенки». Питание было очень хорошим, и его всегда хватало…

Бастилия пала 14 июля 1789 года, а накануне в одиннадцать часов утра революционеры (или заговорщики, кому как больше нравится) собрались в церкви Сент-Антуан. В тот же день вооруженной толпой были разграблены Арсенал, Дом Инвалидов и городская Ратуша.

На следующий день революционный комитет послал своих представителей к Бастилии с предложением открыть ворота и сдаться.

Ироничный Франсуа-Рене де Шатобриан описывает события у Бастилии следующим образом:

«Эта атака против нескольких инвалидов да боязливого коменданта происходила на моих глазах. Если бы ворота остались закрытыми, народ никогда не ворвался бы в крепость».