Клод Каэн - Турция до османских султанов. Империя великих сельджуков, тюркское государство и правление монголов. 1071–1330

Хорошо известен факт, что эволюция интеллектуальной жизни всегда немного запаздывает по сравнению с эволюцией материальных и политических аспектов общественной жизни. Несмотря на то что факторы, отличающие эти аспекты, естественно, не могут не отражаться на представлениях членов общества, они вырастают раньше, чем формируются эти факторы, и только их дети, растущие в других условиях, во всей полноте ощущают их последствия. Таким образом, неудивительно, что в определенном отношении интеллектуальная жизнь Малой Азии после 1243 года являет собой развитие процесса, начало которому было положено при последних Сельджукидах. Более того, результаты монгольского завоевания неоднозначны. Непосредственное монгольское влияние было ничтожно малым, и самое большее, возможно, нашло отражение в области фольклора. Однако непрямые результаты монгольского владычества имеют три аспекта. Во-первых, относительная политическая унификация политически разделенных стран под властью ильханов Хулагуидов, тот факт, что вслед за монгольской армией в «Рум» следовали иранские чиновники, визиты обитателей Малой Азии ко двору ильханов, их переписка с иранскими учеными, иногда давно знакомыми им, – все это усиливало иранское влияние. Первоначально оно появилось в XII веке вместе с иранцами, привлеченными в «Рум» в индивидуальном порядке, а затем было умножено в последние два-три десятилетия до Кёсе-Дага за счет других иранцев, которые появились в «Руме» в гораздо большем количестве, убегая от тех же монголов вслед за хорезмийцами. Во-вторых, движение туркменов, порожденное сельджукско-монгольским правлением, и реакция на него содержали в себе духовный, политический и социальный аспекты, возможно еще больше усиленные народными проповедниками и дервишами из Центральной Азии, которые, появившись первоначально как беженцы, затем воспользовались возникшей политической унификацией. Наконец, в-третьих, дезорганизация, ставшая окончательным итогом монгольского оккупационного режима в Малой Азии, привела к разрушительным результатам и в ее интеллектуальной жизни.

В религиозном отношении Малая Азия осталась мусульманской страной. Иными словами, в Малой Азии во времена монгольского протектората не произошло низведения ислама до уровня одной из многих религий, имевшего место в ранний период монгольского владычества в Иране и Месопотамии (в этих странах вакуфные фонды были интегрированы в общую экономику и использовались в интересах всех религий без разбора). Ранее было отмечено, что, несмотря на благосклонность, которой поначалу пользовались христиане, они нигде не смогли взять верх, а мусульмане были столь многочисленны и доминантны в социальном плане, что монголам даже до их обращения в ислам ничего не оставалось, как набирать весь свой административный персонал, включая визирей, из них. А когда монголы обратились в ислам, это положение только усугубилось. Все институты в Малой Азии оставались мусульманскими, административный персонал был мусульманским, а мусульманские визири самих ильханов стремились выглядеть здесь защитниками ислама иногда даже больше, чем в своей собственной стране. Самое большее, что можно сказать, это что монгольская индифферентность к различным направлениям ислама могла способствовать более открытому распространению их пропаганды, чем при Сельджукидах. Однако об этом слишком мало известно как при сельджукском режиме до 1243 года, так и в дальнейшем при сельджукско-монгольском режиме, и мы можем лишь строить гипотетические предположения на этот счет. Например, мы не знаем, существовали ли какие-то специфически шиитские религиозные фонды, даже во времена Олджайту, который сам был шиитом. Кроме того, надо иметь в виду, что это было время, когда различия между шиитами и суннитами улавливались не так ясно и когда такой человек, как Назир ад-Дин Туси в Иране, в действительности стоял между ними и переписывался с философами обоих направлений.

Но каким бы сильным ни было иранское влияние, это не должно помешать нам осознать, что нарастало и арабское влияние, возможно ускоренное политическими отношениями с Сирией (не важно, хорошими или плохими), которое было гораздо более существенным в XIII веке, чем в XIV. Арабский язык никогда не играл такой роли, как персидский, даже среди аристократии, и общее значение арабизации, очевидно, не было таким, как значение ирани-зации, но тем не менее, оказывая свое влияние в более узкой сфере, в особенности в дисциплинах, связанных с правом, он способствовал формированию турецкой культуры, находившейся в процессе становления. Кроме того, люди, говорившие на этих языках, не испытывали враждебности друг к другу и часто начинали учить второй.