Клод Каэн - Турция до османских султанов. Империя великих сельджуков, тюркское государство и правление монголов. 1071–1330

Вероятно, можно найти и некоторые более четкие указания в отношении эксплуатации природных ресурсов страны. Нет причин полагать, что производимые товары и места их производства изменились, но способ их использования в некоторых случаях мог стать иным. В предыдущей главе приводилась ссылка, указывающая на начало производства квасцов. В 1255 году миссионер-доминиканец Виллем (Гийом) Рубрук [26] В конце 1252 – августе 1255 г. Рубрук по поручению французского короля Людовика IX Святого совершил путешествие в Каракорум в ставку великого хана монголов Мункэ – с целью обретения в Мункэ союзника против мусульман. В ответ Мункэ в письме потребовал от короля Франции присяги на верность, назвав себя владыкой мира. обнаружил, что торговля квасцами находилась в руках генуэзца Николо Сан-Сиро, родившегося в Сирии, и венецианца Бонифацио Молини с Кипра и эти двое имели монополию. Поскольку производство квасцов осуществлялось в основном в интересах и для продажи западным купцам, возможно, что торговля ими с самого начала была более или менее автономным бизнесом выходцев с Запада, представителей двух соперничающих держав, Генуи и Венеции, которые, составляя противовес друг другу, гарантировали государству Сельджукидов защиту от опасностей единоличной монополии. Однако возможно также, что предоставление такой монополии следует рассматривать в более широком контексте обычного для того времени распределения доходов государства среди знати. На данный момент ответить на этот вопрос невозможно. Более того, нет никаких указаний на то, сохранилась ли такая система в годы, последовавшие за визитом Виллема (Гийома) Рубрука, или государство взяло продажу квасцов непосредственно в свои руки. Этот автор упоминает жалобы купцов, обвинявших этих двух монополистов в установке и поддержании цен на неоправданно высоком уровне.

В отношении квасцов всегда возникает вопрос, не нанесла ли начавшаяся примерно в 1275 году интенсивная эксплуатация Захарией новых месторождений в Фокее вреда производству в Кютахье и Карахисаре. Похоже, этого не произошло. В XIV веке генуэзская торговля турецкими квасцами составляла только часть в общем объеме торговли ими, поскольку спрос был достаточным, чтобы давать двум поставщикам возможность торговать, не порождая острой конкуренции между ними и позволяя каждому поддерживать выручку на приемлемом уровне. Теоретически турецкие квасцы, которые необходимо было перевезти по суше, прежде чем грузить на корабли, должны были стоить дороже, чем квасцы из Фокеи, которые добывались, можно сказать, прямо у пристани. Но поскольку турецкие квасцы отличались более высоким качеством, нужно полагать, что был найден способ уравновесить цены.

В отношении других природных ресурсов Малой Азии главным свидетелем является Симон из Сен-Кантена, на основании записок которого ранее был приведен их перечень, датируемый самым началом монгольского периода. Все это подтверждают и одновременно дополняют более поздние авторы, у которых не было никаких причин ограничиваться прошлым. Что же касается туркменских шапок, известно, что, помимо красных, упомянутых Симоном, примерно в 1260 году встречались еще и белые, хотя мы не знаем, не были ли они привозными. Итальянцы нашли в Малой Азии покупателей на ткани из Фландрии, но Марко Поло не знал, что греки, жившие в «Руме», делали красивые ковры из красного шелка и других нитей, а армяне из Эрзинджана – великолепное полотно. Через пятьдесят лет Пеголотти тоже отмечал полотно из Эрзинджана. Ибн Баттута хотя и более туманно, но тоже упоминал красивые ткани из этого города. Тот же автор восхищался ворсовыми коврами из Аксарая, а также красивыми хлопковыми тканями из Денизли (Ладика), возможно расшитыми золотом, и Эфеса, производство которых было продолжено или возобновлено греками, которые вынесли его из своего византийского прошлого (было бы опрометчиво полагать, что это производство не прерывалось в начале экспансии туркменов на территории их проживания). Иногда ткани фигурировали в составе дани, которую платил «Рум», или в составе некоторых реквизиций. В этом отношении в письмах Рашид ад-Дина перечисляются разные виды тканей из «Рума» и, в частности, из Эрзинджана. Среди первых были ткани из Крыма и с территории России. В середине века в книге «Risala» Ибн Мазандарани упоминал шерстяную продукцию из Сиваса и Кастамону, а также седла из Токата.

О рудниках информации меньше, но не стоит забывать, что аль-Умари, чьи сведения относятся примерно к 1330-м годам, знал о трех шахтах в «Руме»: в Гумушсарае, Лулуа и Ба-бурте (?). Ибн Баттута знал о медных рудниках в провинции Эрзинджан и писал, что из этого металла делали знаменитые вазы и лампы. Из подобных крупиц информации трудно сформировать сколь-нибудь ясное представление о стандартах работы ремесленников и о развитии или упадке ремесел. Но на самом деле нет оснований предполагать, что до падения империи ильханов Хулагуидов имели место какие-то катастрофические изменения.