Иван Снегирёв - Жизнь двенадцати царей. Быт и нравы высочайшего двора

Вернувшись домой, я людей своих выпустил, и обо всём произошедшим от них узнал. Вхожу в погреб — мать честная, как Мамай прошёл!.. А эти проказники в полной невменяемости находятся, себя не помнят. Сказал я своим, чтобы оттащили их в холодную комнату, водой окатили, уксусом виски потёрли, а затем рассолу дали. Ну, долго ли, коротко ли, опомнился Пётр Фёдорович со товарищи; я его упрекать стал — зачем, де, разорение мне нанесли? А Пётр Фёдорович посмотрел на меня мутно и отвечает: молчи, мол, а то попробуешь моего кулака, так и с ног долой!

Здесь я разобиделся:

— Ваше царское высочество, я сколько годов верой и правдой служу и ничего, кроме благодарностей не видел. Уж на что ваш дедушка государь-император Пётр Алексеевич горяч был и на руку тяжёл, но и он меня не трогал, напротив, своей милостью одаривал! Так неужто вы лишь за то, что я по справедливости вам сказал, меня обидите? Однако я всё равно до конца скажу: не подобает наследнику российского престола, будущему русскому царю так себя вести!

От этих моих слов он вроде как протрезвел и мрачно отвечает:

— В том-то и дело, что я наследник престола российского, — от того и пью. Да лучше быть капралом в прусском армии, чем русским царём! Что за наказание такое — Россией управлять; есть ли хуже страна на свете? — и немцам своим по-ихнему что-то проговорил, а они загоготали и ругаться начали.

Грустно мне стало: что же это за император у нас будет? — не по Сеньке шапка… Но сдержался, промолчал на этот раз. А Пётр Фёдорович будто мысли мои услышал — вскочил, руку мне пожал, как равному, и сказал:

— Не знаю, каким я буду царём, но зла народу российскому не причиню, клянусь, — он и так пострадал немало! Так и запомни, Иван Саввич… А за разорение твоё расплачусь, не сомневайся!

Портрет Петра III.

Художник А. П. Антропов. 1762 г.

Что же, первое своё обещание он выполнил: за короткое его правление зла не было и даже некоторое послабление от прежних порядков вышло, так что в народе Петра Фёдоровича добром поминали — не зря злодей Пугачев затем его именем назвался.

А второе обещание Пётр Фёдорович не сдержал — ничего от него я не получил ни тогда, ни позже.

Государыня Екатерина Алексеевна Вторая мужа своего Петра Фёдоровича с престола вытеснила и он, Пётр Фёдорович, вслед за тем скоропостижно от геморроидальных колик скончался [20]. Сколько на свете живу, ни разу не слыхал, чтобы кто-нибудь от геморроя помер, но, видно, Петру Фёдоровичу на роду так было написано…

Екатерину Алексеевну я знавал, когда она в Россию от немцев своих приехав и с Петром Фёдоровичем обвенчавшись [21], жила возле государыни Елизаветы Петровны. После видел Екатерину Алексеевну на коронации в Москве, а еще позже — в Петербурге, когда приезжал туда по своим делам, и разговора там от неё удостоился…

Что мне про Екатерину Алексеевну рассказать? Фальшива была, как поддельная монета, — сверху вроде золотом блестит, а потрёшь, позолота сойдёт и останется тусклая медь; однако фальшь её была от большого мастера, такую не сразу распознаешь. Когда к нам в Измайлово в первый раз государыня Елизавета Петровна привезла Екатерину Алексеевну, то сия особа всем понравилась, нахвалиться ею не могли. Обращения была самого ласкового, никому слова плохого не скажет; в бытности неприхотлива — если никаких празднеств не было, платья носила самые простые, по несколько дней могла выходить в одном и том же; в еде нетребовательна — больше всего любила варёную говядину с солёными огурцами, но ела и другое, что подадут; пила смородиновый морс, а из вина — немецкое, которого выпивала рюмку красного за обедом и белого перед сном; мы диву давались, что она не ужинала, ни единого кусочка вечером не съедала.

Облика наиприятнейшего — невысока, но телесно привлекательна, чертами лица миловидна и взглядом голубых глаз ясна, — однако не без недостатков, которые уже в молодости имела и скрыть пыталась, немало на это времени тратя. Кожа у неё на лице была сухой и красной, поэтому, едва с постели встав, на лицо протёртое яблоко наносила или землянику и так целый час сидела, а потом смывала сливками, протирала кожу мёдом и льдом, а затем пудрилась густо, дабы красноту скрыть. Отёки и тёмные круги под глазами ромашкой с чаем тёрла, а потом так же пудру наносила. Пудры и помады много на себя изводила, а от неё таковой обычай прочие дамы при дворе переняли.