Игорь Сенченко - Советская Россия, Аравия и Персидский залив. Документированные страницы истории

Г. Чичерин, со своей стороны, отвечал, что Россия признает «нечто существующее», но признавать «гипотетическое правительство» не может. Мы приветствуем объединение арабского народа, уточнял нарком, «но мы не можем вмешиваться в вопрос о том, желательно ли это объединение в форме конфедерации под главенством Хусейна или в какой-либо другой форме; это – дело самого арабского народа» (41).

Переговоры об установлении дипломатических отношений Советской России с Хиджазом затянулись. Причиной тому – продолжительное отсутствие прямых контактов между представителями обеих стран. «Решение о вступлении в дипломатические отношения с Хиджазом, – говорится в одном из писем Г. Чичерена, – принято еще в бытность мою в Лозанне; причем т. Воровскому поручено было оформить это с имевшим на то мандат представителем Хиджазского Правительства. Так как в тот момент представитель Хиджаза не находился в Риме, выполнение… решения задержалось. В результате кончины т. Воровского [10 мая 1923 г.] оно задержалось еще более» (42).

Следует сказать, что до февраля 1923 г. отечественную делегацию, отстаивавшую российские интересы на международной конференции в Лозанне, посвященной выработке положений мирного договора с Турцией и условий прохода кораблей через черноморские проливы, возглавлял нарком иностранных дел Г. Чичерин. Потом, после перерыва и возобновления ее работы (конец апреля 1923 г.), главой советской делегации выступал полпред В. В. Воровский, один из видных советских дипломатов.

Вечером 10 мая, когда Вацлав Вацлавович Воровский вместе с двумя членами советской делегации, Иваном Львовичем Аренсом (1889–1938) и Максимом Анатольевичем Дивильковским (погиб в 1942 г.), ужинал в ресторане гостиницы, бывший российский офицер-белогвардеец Морис Конради выстрелил полпреду в затылок. Аренс и Дивильский получили ранения. Следствие, проведенное швейцарской полицией, установило, что организатором убийства являлся Аркадий Полунин, другой белогвардейский офицер. Суд присяжных, что интересно, оправдал и убийцу советского дипломата, и лиц, причастных к этой акции. Москва на такое решение отреагировала разрывом дипломатических отношений со Швейцарией (восстановили их только после Второй мировой войны, в 1946 г.) (43).

Контакты между Москвой и Хиджазом возобновились в конце 1923 г., когда в качестве посланника Хиджаза в Рим прибыл Хабиб Лутфалла, а пост полномочного представителя СССР в Италии занял Николай Иванович Иорданский.

Ссылаясь на то, что «Хиджаз совершенно задушен, и не может действовать вполне открыто», Х. Лутфалла, как сообщал (27.11.1923 г.) новый полпред СССР в Италии Николай Иванович Иорданский (1876–1928), предлагал, чтобы Советский Союз направил в Хиджаз не дипломатического представителя, а консула, который, однако, «пользовался бы всеми правами дипломатического представителя». Согласно донесению Н. Иорданского, Хабиб Лутфалла рекомендовал послать для работы в Хиджаз мусульманина. Высказывался в том плане, что «если консулом будет мусульманин, то он приобретет значительно большее влияние, чем консулы других держав, так как сможет поселиться в Мекке, в непосредственной близости от короля» (44).

18 декабря 1923 г. нарком. Г. В. Чичерин направил докладную записку секретарю ЦК РКП (б) И. В. Сталину. В ней он писал, что «проникновение в Мекку, являющуюся идейным сосредоточением мусульманского мира», имеет для Москвы, «несомненно, серьезное значение», так как это «чрезвычайно усилило бы… вес» Новой России «не в одной только Аравии», но и в мусульманском мире в целом. В письме нарком просил «оказать содействие в подборе на пост консула подходящего представителя-мусульманина». Г. Чичерин считал целесообразным пойти на обмен дипломатическими представителями с Хиджазом как можно скоро, «пусть даже и на неравноправной основе». Объяснял, что король Хусейн, соглашаясь на учреждение лишь советского консульского представительства в Джидде, опасался, что открытие постоянного представительства Советского Союза могло вызвать жесткую негативную реакцию со стороны Великобритании. «Такая диспропорция», разъяснял Г. Чичерин, носила бы лишь формальный характер (45).

И. В. Сталин положительно реагировал на соображения Г. Чичерина (декабрь 1923 г.). Полагал, что национал-патриотиче-ское движение во главе с королем Хусейном «может стать началом освобождения народов Востока от империалистического гнета». Отмечал, что «в связи с этим было бы целесообразно иметь своего представителя, который бы находился в центре всех событий, происходящих в Центральной Аравии», и, благодаря работе которого, Москва могла бы «получать информацию из первых рук» (45*).