Томас Рид - Жилище в пустыне [сборник]

На исходе дня взоры наши были зачарованы изумительным зрелищем, и мы приподнялись в седлах с чувством несказанной радости.

Не думайте, что мы увидели воду: это был какой-то белый предмет, как бы висевший в воздухе в большом отдалении; он имел вид треугольника и, казалось, реял в лазури, как гигантский бумажный змей. В нем легко было распознать снежную вершину.

С первого взгляда было ясно, что это так называемые вечные снега – горы, именуемые в Мексике невадами, что значит – снежные. Мы знали, что по хребту этих гор во всякое время года свергаются многочисленные ручьи; особенно летом, когда снег подтаивает.

Вот почему мы так обрадовались, и, хотя гора отстояла от нас очень далеко, мы двинулись к ней с приливом свежей энергии. Даже мулы и лошади, как будто сообразив, в чем дело, радостно заржали и прибавили ходу.

По мере того как мы к нему приближались, белый треугольник вырисовывался все крупнее. К закату солнца мы уже различали черные прогалины в нижнем поясе горы и желтоватые полосы на кристаллически чистых снегах, горевшие, как золотые обручи. Какая картина для путешественника!

Солнце зашло, и наступило царство луны. В ее матовом сиянии мы продвигались всю ночь. К чему, в самом деле, привела бы передышка? Остановка означала смерть.

К утру мы уже с трудом тащились, отойдя от Пекоса больше чем на сто миль и все же ничуть не приблизившись к горе. Мы различали подробности строения горы и отметили, что по южному ее склону от самой вершины к подошве проходит глубокая лощина. С западной стороны, наиболее к нам близкой, не было ничего подобного, и мы сделали отсюда вывод, что вода, скорее всего, стекает к южному склону, получая обильное питание от тающих снегов.

Расчеты наши оправдались: приблизившись и обойдя подошву горы, мы увидели ярко-зеленую полоску, выделявшуюся на коричневом фоне пустыни. Казалось, что это зеленая изгородь с большими купами деревьев, кое-где поднимающимися над ней. Это была ивовая и шелковичная роща. Нельзя было дольше сомневаться в близости воды, и мы приветствовали хорошее предзнаменование. Люди огласили воздух радостными криками, лошади ржали, мулы ревели, а через несколько мгновений все: люди, мулы, лошади – уже склонялись к прозрачному ручью, утоляя жажду освежительной влагой.

После долгого трудного перехода мы испытывали потребность в отдыхе и подкреплении; нам хотелось остановиться на берегу ручья на всю ночь, даже на день или на два. Ряды ив уходили по берегам ручья километров на двадцать пять в долину. Под густым навесом листвы росли пахучие травы, известные в Мексике под названием граммидов. Трава эта сочна и питательна, и лошади и мулы любят лакомиться ею наравне с дикими зверями. Наши мулы и лошади уделили граммидам большое внимание. Едва утолив жажду, они бросились щипать траву с блестящими от жадности глазами. Мы разгрузили их и расседлали, привязали к колышкам и предоставили им досыта наедаться.

Сами же занялись приготовлением ужина. От голода мы пока что не слишком страдали. Во время перехода по равнине мы жевали вяленое мясо, но есть его пришлось почти сырым; впрочем, «тазахо», как зовут его в Мексике, – довольно посредственная пища, безразлично – в сыром или жареном виде. Продержавшись таким образом больше недели, мы горели желанием поесть свежего мяса. В течение всего перехода от Эль-Пасо мы не встретили дичи, если не считать полудюжин тощих антилоп, из которых только одну удалось подстрелить из ружья.

Покуда мы привязывали животных и готовили ужин, состоявший из кофе и тазахо, один из наших охотников, по имени Линкольн, пошел поохотиться в долине. Мы слышали, как просвистела его пуля по горному коридору, потом, взглянув наверх, увидели стадо диких баранов, скачущее с вершины на вершину, подобно испуганной птичьей стае, спасающейся на утесе.

Вскоре показался и сам Линкольн, неся на руках одного из этих баранов: по большим рогам в форме полумесяца мы определили сразу его трофей. Баран был величиной с оленя, и ловкие охотники, вооружившись ножами, мигом его освежевали. Тем временем дружно застучали топоры, подрубленное шелковичное дерево свалилось на землю и вскоре запылало. Нарезанные ломтями бараньи бока были подвешены к огню, а котелок с кофе задрожал, забулькал и наконец закипел, распространяя крепкий живительный аромат.

Поужинав, мы завернулись в свои одеяла, забыли все опасности и трудности перехода.