Борис Корниенко: Варяжская сага

– Вы не понимаете, – взволнованно заговорила Ранвейга, – никакое колдовство не проходит бесследно. Погадав вам, она получит возможность следить за вами и даже вмешиваться в вашу жизнь, как бы далеко вы ни были. Кто знает, что именно она предпримет, обладая такой властью над вами. Да-да, Брюнгерда, не отрицай, – повернулась она к колдунье, – ты хочешь получить власть над моими детьми!

– Не преувеличивай, сестра! – колдунья по-прежнему улыбалась, казалось, этот разговор ее забавляет. – Не буду скрывать, вопрос судьбы создает связь между тем, кто гадает, и тем, кому гадают. Я, действительно, получу возможность следить за вашими перемещениями, но я никоим образом не смогу вмешиваться в ваши дела. Может быть, будь я более искусной, мне бы и удалось, но, увы, многие секреты Черного холма утеряны – не по моей вине.

– Хорошо, я верю тебе, и я согласен, – сказал Ансгар, – брат, думаю, тоже не будет возражать. – При этих словах Агнар лишь молча кивнул. – Но только скажи, зачем тебе это? Что тебе в том, где мы и что с нами происходит?

Брюнгерда рассмеялась, и в ее смехе послышались одновременно сумасшествие и тоска. Отсмеявшись, она ответила:

– Не знаю, поверите ли вы мне, но я уже много лет живу в одиночестве здесь, на этом болоте, и мне просто… – Брюнгерда глубоко вздохнула. – Мне просто скучно. Подсматривать за жизнью других людей – одно из немногих развлечений, которое я могу себе позволить. Тем более занятно будет следить за вами, сыновьями Ансвара.

Братья переглянулись, потом посмотрели на мать – та только сердито ворчала что-то себе под нос, но открыто больше не возражала. Тогда Агнар и Ансгар в один голос сказали:

– Мы согласны.

– Прекрасно! – расплылась в улыбке Брюнгерда. – Но этого мало.

– Что еще тебе нужно? – чуть не закричала Ранвейга.

– Я хочу погадать и тебе, сестра, но не о твоем будущем, оно и так мне известно – ты будешь жить здесь со мной, – а о твоем прошлом.

– А-а! Вздумала подглядеть, как мы жили с Ансваром? – закричала мать. – Тебе все-таки не дает покоя, что он предпочел меня! Сама супружеской жизни не познала, так теперь хочешь покопаться в нашей?

Брюнгерда покраснела, но сдержалась. Как можно спокойнее она произнесла:

– Можешь думать, что хочешь, но только так ты узнаешь имя того, кто нанес тебе рану, а значит – имя убийцы Ансвара!

– Ты вправду можешь сказать нам это? – вскочил Ансгар.

– Да, но мне нужна та самая повязка, которой вы замотали голову вашей матери.

– Теперь я старший в роду, – обратился Агнар к матери, – и я должен знать, почему так получилось. Ты не можешь мне отказать!

Ранвейга внимательно посмотрела на старшего сына. Только тут она, кажется, поняла, что после смерти Ансвара он стал старшим мужчиной в их семье и его следует слушаться. Она опустила голову и едва слышно прошептала:

– Хорошо, пусть будет по-вашему.

– Ну вот и договорились, – едва ли не потирая руки от удовольствия, молвила Брюнгерда, – а теперь, мальчики, я прошу вас выйти на некоторое время на улицу. Обряд гадания не терпит посторонних.

Братья поднялись на ноги. Выходя вслед за Агнаром, Ансгар, стоя в дверях, обернулся и посмотрел на свою мать и стоявшую рядом с ней колдунью. Ему показалось, что эти две женщины, родные сестры, вот-вот вцепятся друг другу в горло. Но делать было нечего и, скрепя сердце, он вышел на улицу. Некоторое время они с Агнаром потолклись у входа в хижину, ожидая с минуты на минуту услышать вопли и крики, а может быть, даже шум драки, но, вопреки их опасениям, было тихо.

Заняться посреди болота было особенно нечем, и, не сговариваясь, братья принялись разводить костер, собираясь зажарить лосятину и пообедать. Порывшись в одной из пристроек, Агнар раздобыл вертел, которым, правда, судя по виду, давно не пользовались. Приведя его в порядок, он принялся нанизывать крупные куски мяса. Тем временем Ансгар разжег огонь. Дрова, которые ему удалось найти на дворе колдуньи, были сырыми, горели плохо и при этом нещадно дымили. События последних двух дней вкупе с мрачным видом, открывавшимся с вершины Черного холма, рождали в сердце Ансгара тяжелое чувство, которое сам он толком не смог бы определить – печаль ли это, тоска или безнадежность. Но когда зашипело, опаляемое огнем, мясо и в дыме костра стал различаться приятный аромат, Ансгару сразу полегчало. Предвкушая скорую трапезу, он прилег, накрывшись овчиной, и тут же уснул.

Ансгару приснилось море. Он стоял на берегу, и волны омывали его сапоги. Рядом стоял отец, но тело его было словно из пепла. Ансгар смотрел на него, веря и не веря своим глазам, ведь он помнил, как пламя обратило его в прах. Еле слышно отец звал его: