Георгий Свиридов - Время возмездия

К удивлению Марины, сынишка Ивонны не обращал никакого внимания на вкусные запахи, с аппетитом съел свою простую детскую еду, запил стаканом молока с «пистолетом» — так он назвал белую хрустящую булочку, которую, как знала Марина, едят обычно по воскресеньям в домашнем кругу за чашкой кофе, вернувшись из костела. И, попрощавшись, удалился в свою комнату, чтобы приготовиться ко сну.

— Шарль растет настоящим мужчиной, — с гордостью сказала Ивонна.

— Он у вас прелесть, — ответила Марина, думая о поведении мальчика: «Что это — дисциплина или воспитание? Покорность или обычная норма поведения?»

Ивонна включила свет над столом. На длинном шнуре с потолка свисал красный абажур, и вспыхнувшая лампочка освещала лишь центр стола, создавая вокруг полумрак, приятную интимную обстановку.

В маленьких рюмочках заалело густое сладкое вино. Поджаренная деревенская колбаса оказалась действительно очень вкусной от всевозможных специй и пряностей.

— Еще по глоточку вина, я полагаю, дорогая, вы не откажетесь?

— Благодарю вас, вино чудесное, но мне надо поспеть на девятичасовой автобус, — ответила Марина.

Ей стало не по себе. Хмель сразу вылетел из головы. Марина чуть было не чокнулась по русскому обычаю. Сама не помнит, как ей удалось удержать свою руку. А здесь лишь поднимают рюмки и никогда не сдвигают их. Как бы она оправдывалась? «Надо скорее уходить», — решила Марина.

Но Ивонна затеяла варить кофе. Зашумела электрическая кофемолка, распространяя густой сладкий аромат натурального кофе. Коричневые, прожаренные зерна за прозрачным колпачком превращались в темную муку.

Весело болтая о разных пустяках, женщины выпили по чашечке кофе и по глоточку французского апельсинового ликера. Марина встала, собираясь откланяться, Ивонна искренне и удивленно спросила:

— Вы хотите оставить меня так рано?

— Через пятнадцать минут мой автобус, — возразила робко Марина.

— Не волнуйтесь, автобусы еще будут. Они ходят в город каждые полчаса, — Ивонна достала из шкафа высокую бутылку. — Отведайте и бананового ликера, его мой муж очень любит.

— Если только чуть-чуть, одну капельку, чтобы кончик языка смочить, — согласилась Марина.

После кофе Ивонна целых полчаса показывала диапозитивы, снятые еще до войны, когда она отдыхала с мужем в Италии, и Марина высказывала свое восхищение и природой, и архитектурой, и ласковым синим морем.

Ивонна Ван дер Графт, накинув на плечи шубку, проводила Марину до остановки. Несмотря на все возражения, она подождала вместе с Мариной рейсовый автобус, усадила гостью и поцеловала на прощание:

— Я так рада, что вы посетили мое гнездышко, скрасили мое одиночество.

— Я вам так благодарна за чудесный вечер, это был настоящий праздник для меня, — ответила искренне Марина.

Автобус тронулся, Марина прижалась к стеклу, в синих сумерках видела Ивонну, которая помахала рукой.

«В сущности, она неплохая, — решила Марина, — только не надо с ней сближаться, надо быть на дистанции».

А Ивонна Ван дер Графт, вернувшись домой, не снимая шубки, прошла в гостиную. Сняла телефонную трубку, набрала номер.

— Макс, это ты?

— Да, я, — ответил мужской голос и в свою очередь спросил:

— Была?

— Да.

— Ну и как?

— В общем, ничего.

— Ничего не заметила?

— Нет. Обычная средняя женщина. Ведет себя скромно и доверительно просто. Мне кажется, что напрасно мы все это затеяли…

— Что тебе кажется, нас не интересует, — оборвал ее Макс. — У нас свои интересы к этой особе. — И добавил тоном приказа: — Продолжай укреплять связь и будь повнимательней. Нас интересуют любые мелочи.

Ивонна Ван дер Графт сотрудничала с германской службой безопасности. Ее завербовали в первые месяцы оккупации.

Сквозь гул голосов, свист и треск нежданно и властно раздался короткий певучий звук медного гонга, извещавшего об окончании последнего раунда. Судья на ринге — седовласый, худощавый, жилистый берлинец с чуть выпуклыми глазами — громко выкрикнул «брэк!» и, решительно действуя руками, разнял боксеров, расталкивая их по углам.

Смуглый, лоснящийся от пота курчавый грек, шатаясь, как пьяный, выставив вперед руки в пухлых перчатках, пересек ринг, ткнулся в свой угол и навалился всем телом на жесткую подушку. Тренер, бритый наголо, невысокий, шустрый, выдавил ему на голову всю влагу из крупной губки, макнул ее в ведро и стал обтирать боксера, что-то отрывисто выкрикивая. Лишь по мимике его можно было догадаться, что тренер явно не одобряет поведение на ринге своего подопечного.