– В Сокольей долине.
– Я сам думал, что там, и видел, как отряд монбрёнских всадников до восхода солнца отправился по направлению к этой долине. Но зачем же проводник Дюгесклена повел его к озеру?
– Это я посоветовал, мессир. Барон скор, запальчив и неустрашим, он жаждал поскорее померяться силами с Бертраном. Я слышал много рассказов о чудной силе этого страшного полководца и, желая уравновесить для барона шансы роковой битвы, посоветовал повести Дюгесклена по дурной и утомительной дороге, чтобы конь его скорее устал и сам он не был свеж, в случае, если б сир де Монбрён предложил ему поединок… Дюгесклену сказали, что для избежания встречи с вами надо идти другой дорогой. Но вы знаете, что эта также ведет к Сокольей долине, хотя и не прямо.
– Я этого не знал, но начинаю понимать, что это так. Черт возьми! Вы, отец мой, человек осторожный и хорошо охраняете своего господина. Но скажите мне, донья Валерия, девица де Латур, при отъезде Дюгесклена не возобновляла своих требований, не просила у него защиты?
– Об этом предмете я мог бы рассказать вам чудеса, сир капитан, если бы позволяло время. Эта девушка, гордая и неукротимая, была нынешним утром кротка, как агнец. Перед отъездом своим Дюгесклен хотел ее видеть, и так как ему под разными предлогами отказывали в этом, он стал так горячо настаивать, что наконец принуждены были уступить. Донья Валерия явилась. Ожидали какой-нибудь сцены, подобной вчерашней, но ожидания не сбылись. Она с достоинством приблизилась к рыцарю и сказала, что возвращает ему его слово, что ночь размышлений прояснила ей сущность ее прав, что вместо вражды к своим благородным родственникам она обязана им всей признательностью и что, наконец, интересы ее не стоят того, чтобы ими так долго занимался знаменитый полководец, хотя она на всю жизнь сохранит воспоминание о его участии. Можете представить себе всеобщее удивление. Донья Маргерита не верила своим ушам. Мессир Бертран сначала подумал, что девушку принудили говорить таким образом, и стал расспрашивать Валерию о причинах противоречия ее с самой собою. Она отвечала, что никакая сила не в состоянии принудить ее говорить против собственного убеждения и что если она отказывается от своих притязаний, так это потому, что в ней возникли сильные сомнения в их законности. Сир Бертран нахмурил брови и с досадой пробормотал, что отныне он станет остерегаться вмешиваться в дела молодых девушек, так скоро изменяющих свое мнение. Несмотря на то, перед отъездом он, следуя обычаю, два раза поцеловал Валерию, и мне казалось, что в это время она шепнула ему что-то на ухо, но, вероятно, тайна была невелика, потому что Дюгесклен улыбнулся и махнул рукой с беспечным видом. Потом он простился со всеми и дал управителю двадцать флоринов, чтобы вассалы и солдаты Монбрёна выпили за его здоровье.
Во время этого короткого рассказа Доброе Копье и трубадур смотрели друг на друга с удивлением.
– Это превосходит всякое вероятие! – вскричал капитан.– Что Валерия не имела нынче утром тех мыслей, какие имела вчера, это я понимаю, но чтобы она отказалась от своих прав на Латур и не хотела принять покровительство первого рыцаря Франции…
– Все, что я видел теперь в продолжение двух часов, для меня непонятно,– прервал монах с непритворным беспокойством.– Исчезновение ваше, сир менестрель, составляет теперь предмет тревоги всего замка. Каждый по-своему рассказывает обстоятельства вашей мнимой смерти, и когда мессир Бертран захотел видеть вас, его оглушили такими сказками, что он не знал, чему верить. Наконец его убедили, что вы, избегая гнева барона, погибли плачевным образом во рвах замка, и он, казалось, опечалился этим несчастным событием.
– Я, почтенный отец, не больше как игрушка событий, которые стоят больше, чем моя жизнь,– печально отвечал трубадур.– Но время не терпит, и капитану Доброе Копье надо задать вам еще несколько важных вопросов.
– В самом деле,– сказал капитан, как бы пробудившись от своих размышлений,– вы ничего не сказали нам о бароне де Монбрёне и о том, как простился он с Бертраном.
– Он не прощался с ним, мессир. Барон оставил замок более часа назад, и баронесса в его отсутствие распоряжается сама. Мессир Бертран слышал вчера, как вы объявили барону войну, и когда ему сказали нынче, что Монбрён выехал рано утром искать себе помощи, он нашел это весьма естественным.
Жераль и Доброе Копье были поражены этим открытием.
– Ты лжешь, монах! – вскричал в запальчивости капитан.– Я знаю, что ты лжешь! Барон де Монбрён не мог оставить замок! Клянусь всеми чертями, подумай, что ты говоришь! Я еще раз позову Проповедника.
Читать дальше