Эли Берте - Замок Монбрён

– Черт побери! Выдумка недурна! – вскричал он с восторгом.– Только вы один, друг Проповедник, мастер на эти тонкости… Клянусь святым Гаспаром! Вот будет забавная фигура, когда обрежут монаха по самые уши! Что ж, почтенный отец,– продолжал он насмешливым тоном,– вы честолюбивы, ну вот вам и дадут красную кардинальскую шапочку!

Эти невинные сарказмы еще более увеличили страх отца Готье. Холодные капли пота выступили у него на лбу!

– Ожидаю вашего снисхождения,– сказал хладнокровно фламандец, показывая, что он готов.

Капеллан обрел наконец голос, который от страха исчез было на минуту.

– Христиане, здесь присутствующие! – вскричал он изменившимся голосом.– Заклинаю вас не совершать такого ужасного преступления со служителем Бога. Тот, кто подымет на меня руку, будет анафемой и святотатцем, и пламень ада пожрет его!

Звонкий хохот Маленького Бискайца и пожатие плеч Проповедника были единственным на это ответом.

– Капитан Доброе Копье и вы, благородный трубадур,– начал бедный монах,– вы люди правдивые и сострадательные, вы не позволите, чтоб обращались так жестоко с бедным священником, который никогда не делал вам никакого зла. Если вы не имеете никакого уважения к моему сану, то по крайней мере вспомните, капитан, что я духовник доньи Валерии, а вы, сир Монтагю,– что я ел и пил вместе с вами в Монбрёне.

Трубадур бросил на капеллана сочувственный взгляд и шепотом начал просить за него капитана.

– Заклинаю вас святым Жоржем, не вмешивайтесь не в свои дела! – прервал его с досадой Доброе Копье.– Вы видите, что я в ужасном беспокойстве. Наше предприятие, так хорошо начавшееся, может не удаться из-за недостатка сведений, и именно в эту минуту вы просите меня о помиловании!.. Надо, чтобы этот человек сказал нам все, что знает! – продолжал он, с бешенством топая ногой.– Слышишь ли, монах? Ты должен говорить – или умереть! Если этой пыткой не добьются от тебя слов, тогда попробуют другие. Годфруа неистощим.

Проповедник кивнул головой в знак подтверждения.

– Но я ничего не знаю,– сказал отец Готье, наполовину побежденный.

– В таком случае оставайся с Годфруа. Его зовут Проповедником – вы можете поучать друг друга.

И он повернулся к нему спиной. Годфруа подошел с кинжалом и тетивой в руках.

– Я скажу, все скажу! – вскричал наконец капеллан прерывающимся голосом.– Но, ради бога, пусть уйдут эти два человека: хладнокровие одного и веселость другого заставят меня умереть!

Доброе Копье возвратился с трубадуром, по-видимому, сильно взволнованным этой сценой, и дал знак воинам удалиться. При капеллане остались только два стрелка, которые стерегли его.

– Жаль,– сказал Маленький Бискаец, углубляясь со своим товарищем в лес.– Волосы у этого клобука так хороши, длинны и густы, что, несмотря на стрижку, из них можно было бы извлечь пользу.

– Утешься, камрад,– возразил Проповедник печальным тоном,– скоро ты получишь добычу получше волос монаха.

Между тем Доброе Копье и Монтагю с нетерпением ожидали признания, обещанного капелланом.

– Не вздумай нас обманывать,– сказал с угрозой капитан,– иначе, клянусь святым Дионисием, тебе придется раскаяться.

– Мы знаем больше, нежели вы думаете,– прибавил трубадур,– поэтому остерегайтесь говорить неправду – мы можем вас изобличить.

– И хорошенько подумай о том,– продолжал Анри,– что ты останешься в моих руках, пока дела, теперь меня занимающие, не окончатся. Если ты солжешь и заставишь нас сделать какую-нибудь ошибку, клянусь Богом, Пречистой Девой и всеми святыми, я не буду ни есть, ни пить до тех пор, пока с тебя не сдерут кожу и не повесят ее на одном из этих деревьев.

Эта ужасная клятва ничего не могла прибавить к покорности монаха.

– Я не хочу вводить вас в заблуждение,– сказал он дрожащим голосом,– спрашивайте меня, я готов отвечать.

– Ну, куда вы теперь ехали? – спросил с живостью Анри, как бы приготовляясь по первому ответу капеллана судить о достоверности последующих, важнейших.

– Я ехал в Латур, как предполагал менестрель, и должен был отдать приказание начальнику гарнизона отправиться с большей половиной его подчиненных на помощь барону. Соседство ваше заставило его опасаться всего, и он думал, что излишние предосторожности не помещают.

– Хорошо. Я полагаю,– сказал Доброе Копье, взглянув на трубадура,– что он говорит правду. Но теперь, мой почтенный, отвечайте с той же откровенностью: где назначена засада?