Валерий Большаков - Мушкетер

Переступив порог, он остановился, опустив шпагу и оглядывая собравшихся. Чудится ему или и в самом деле их прибыло? На вурдалаков с упырями поглазеть явились?

Тут же вперёд вышел хромой и поднял руку с перчаткой.

— Приложи-ись! — завёл он, но ему опять сорвали расстрел нечистой силы.

— Пре-кра-тить! — прокаркал сухой дребезжащий голос, и все находившиеся в зале словно увяли — поникли, опустили оружие, поспешно расходясь, кланяясь и пропуская сухонького старичка.

Небольшого росточка, он был одет в камзол из коричневой тафты с золотыми кружевами в два пальца шириной. Канареечно-жёлтые панталоны опускались ниже колен, открывая красные шёлковые чулки. На ногах у старичка красовались туфли с пряжками, украшенными бантами, а седые волосы покрывала чёрная шляпа с фазаньим пером.

Шагал он с трудом, шаркая и опираясь на трость, однако взгляд его чёрных глаз был зорок и ясен. Поджав губы, раздувая ноздри хрящеватого хищного носа, дед остановился, сложив руки на серебряном набалдашнике трости. Казалось, выбей эту палочку — и ляпнется старец, растянется на каменном полу.

— Что здесь происходит, любезный племянничек, — брюзгливо спросил он охавшего хромого, — вы мне можете объяснить?

Угадав в говорившем хозяина замка, Олег шагнул вперёд, сгибаясь в почтительном поклоне.

— Тысяча извинений, ваше сиятельство, — сказал он. — Боюсь, что виновником случившейся потасовки стали я и мой друг. Заранее прошу быть снисходительным к нашей речи — большую часть жизни мы провели в далёкой Московии, и…

— В Московии?! — воскликнул граф д’Арси, бледнея.

— Да, ваше сиятельство, — подтвердил Сухов и продолжил излагать легенду: — Увы, прибыв после долгого отсутствия на землю предков, мы потерпели поражение от здешних девиц вольного нрава — заманив и опоив, они со своими дружками ограбили нас дочиста, лишив всего — денег, одежды, коней, оружия…

— Ах, молодость, молодость… — проговорил граф, покачивая головой.

Олег покаянно вздохнул.

— И мы, — сказал он, — тщась загладить позор, решились проникнуть в ваш замок, дабы раздобыть хоть что-то приличествующее дворянину. Ваше сиятельство вольны избрать нам достойное наказание, и всё же я прошу о снисхождении.

— Назовите имя своё, шевалье, — выдавил старик, едва справляясь с волнением.

— Олегар де Монтиньи, — ответил с поклоном Сухов.

В толпе охнули, а д’Арси, роняя трость, вскричал:

— Сынок!

Протянув дрожащие руки, он припал к груди Олега, ощутившего себя последним подонком, и зарыдал, проливая счастливые слёзы.

— Господь сжалился-таки надо мною, — еле выговаривал граф, — и свёл наши пути! Ты снова дома, настал конец долгой разлуке, и отлетели мои тревоги! Ты жив и здоров, Олегар!

— Простите, — забормотал Сухов, приходя в смятение, — не имею чести…

— Он не имеет чести! — воскликнул д’Арси, поворачиваясь к собравшимся, и те поддержали его робким смешком. — Дитя моё! — сказал он прочувствованно. — Сколь долго длились страдания мои! Сколько слёз пролил я, оплакивая дорогую Мирей и своего крошку-сына, потерявшихся в далёкой северной стране. Но я надеялся! Верил! Молил Господа и святых заступников облегчить горе моё, и вот — они услышали мои мольбы!

Оторвавшись от Олега, его сиятельство возопил:

— Зовите гостей и музыкантов! Великий праздник отмечаю я! Оповестите всех соседей — Рене Жереми Непве де Монтиньи, граф д’Арси, вновь обрёл сына и наследника!

Растерянный Сухов не знал что и делать. Ему уже не казалось, что воспользоваться шансом, так вовремя предоставленным судьбой, было остроумной находкой, скорее уж — отвратительной выходкой.

Но и назад сдавать — как? Убеждать беднягу графа в ошибке было бы просто жестоко. С другой стороны, он не позволил себе солгать. Его действительно зовут Олегаром, или Олегарием, на латинский манер, а в рыцарское достоинство он был посвящён на поле боя самим королём. [15] Данные события описаны в романе В. Большакова «Боярин» (прим. ред.). Правда, случилось сие шестьсот лет тому назад, но это уже детали…

Пончик, подкравшись сзади, прошептал:

— Лопе де Вега, «Собака на сене». Угу…

— Понч, это не пьеса, — парировал Олег, — это жизнь!

— «Жизнь есть театр, а люди в ней актёры…»

— Сгинь!

— Сию минуту, ваша милость…

Жизнь будто поменяла свой знак, изменилась вдруг, как по мановению волшебной палочки. Многочисленная челядь подхватилась, забегала, бойкие девицы, хихикая, так и крутились вокруг Олега и «московита Ярицлейва». Служаночки наносили в покои графского сыночка кипы дорогих одежд, слежавшихся в сундуках. В складках то и дело обнаруживались сухие букетики лаванды.