Михаил Казовский - Крах каганата

— Чур меня, чур! — прошептал Добрыня. — Кабы предупредить, что ему от князя ничего не грозило... Эх, судьба-судьбинушка!.. — Наклонился к аланке, обнял её за плечи. — Ну, крепись, милая, крепись... Я тебе всей душой сочувствую...

Женщина подняла на него глаза, переполненные слезами:

— О, Добрынюшка... Как же это так?.. Почему?.. За что?.. Я считать, что детей убили и хотеть отомстить... а они ещё жить... а теперь убить... Горе, горе!.. — И завыла по-волчьи — дико, безысходно.

Он старался её успокоить:

— Ну, не надо, пожалуйста, я прошу тебя... Значит, такова воля Неба...

— Но за что, за что?..

— Кто же знает! Им, богам, виднее.

— Больно, страшно. — И она рыдала, горько, безутешно, опустив голову на грудь воеводе.

— Ну, пойдём, пойдём, поднимайся, — молодой человек попытался увести бывшую царицу с этого ужасного места. — Мы здесь всё помоем и приберём. А с телами поступим, как скажешь: или похороним, или сожжём...

Медленно они направились к выходу. Вдруг за их спинами прозвучал громкий всхлип. Оба вздрогнули. Обернулись в недоумении: распростёртая на полу Юдифь чуть пошевелилась; рана на её шее хлюпала и пузырилась.

— Господи, да она ещё жить! — крикнула Ирина. — Помогать, Добрынюшка, помогать!

Ратник позвал на помощь. Набежавшие гриди с осторожностью взяли раненую и перенесли в соседнюю залу на широкий диван.

— Я за ней ходить, врачевать, — говорила аланка лихорадочно. — Он её любить, и она для меня как дочь...

— Второпях ударил, жилу не перерезал, — констатировал воевода. — От бальзама да заговора быстро встанет на ноги. Выживет небось... — И прибавил тихо: — А краса неземная, однако, никогда подобной не видывал! Да, губа твоего сыночка, верно, была не дура... Я беру хазарку под свою опеку. Под моим крылом до неё никто пальцем не дотронется!

Так закончилась битва за Итиль. Город был в руинах, разорённый, разграбленный и почти наполовину сожжённый. Кое-где оставались лежать неубранные тела местных жителей, лошадей и собак — ненасытное воронье копошилось в них. На вторые сутки разливанного пира в станс победителей неожиданно обнаружилось, что сбежал из-под стражи Натан. Разъярённый князь повелел за это казнить как беспечных охранников, так и близких Когена — Хапну, дочерей и Ицхака. Их повесили под уступами башен Сарашена... Гарь и трупный запах, карканье ворон и разбитые кирпичи — вот и всё, что осталось от великой столицы.

1 августа 964 года ратники Святослава, погрузившись в свои ладьи, двинулись на Каспий — покорять южные провинции Хазарского каганата. Хан Кирей поскакал кочевать по степи на запад. Гузы же разделились: кто-то примкнул к печенегам, кто-то к русичам...

На ладье у Добрыни находилась Ирина. Обоюдные их старания по уходу за раненой Юдифью увенчались успехом: вскоре к ней вернулось сознание; впрочем, она ещё с трудом понимала, где и с кем находится; о трагедии с мужем и детьми ей не говорили...

Поутру Ирина выходила на палубу. Тёплый ветер ударял ей в лицо, недовольные пеликаны криками встречали незваных гостей, потревоживших вековой покой волжской дельты. Острова, тянувшиеся справа и слева, зеленели сочными травами и кустами. Бывшая хазарская государыня мысленно заглядывала в себя и не обнаруживала внутри прежней ненависти к Иосифу; встретят ли они его или нет, расквитаются лично или кто-то другой убьёт каган-бека, не имело больше значения; иудейское царство обезглавлено и разрушено — вот что главное; месть её состоялась; остальное — мелочи. Думы женщины были уже о другом — о родной Алании, о любимой Сарре... Смогут ли вернуться в Магас, смогут ли обе свидеться? Снизойдёт ли великий Боже к этим её молитвам? Защитит ли Дева Мария? Стоя на палубе, дама осеняла себя крестным знамением и шептала нервно: «Отче наш, иже еси а небеси... Да приидет царствие Твоё!..»

Между тем Сарра, по давнишнему приказу Иосифа, прибыла из крымского Дороса в Керц, переправилась через Керченский пролив и явилась ко двору тархана Песаха бен Ханака в Самкерце. Девушке недавно исполнилось двадцать, и она взяла от родителей лучшие черты: стройность, подтянутость, смугловатую кожу Ирины; аристократические манеры, некую округлость черт и образа мыслей — Иосифа. Говорила мягко, а смотрела участливо. Светлые курчавые волосы обрамляли по-детски доверчивое лицо. Песах, приложив губы к ручке царевны, выразился так:

— Мой дом — ваш дом. А моя семья — ваша семья. Всё, что пожелаете, выполню.