Сергей Цейтлин: Закат над лагуной. Встречи великого князя Павла Петровича Романова с венецианским авантюристом Джакомо Казановой. Каприччио

– Ну, конечно, Греция! Там же все началось! Вся Европа! – граф не мог свести глаз с коралловых губ Изабеллы, и в тоже время чувствовал, как графиня дергала его за локоть.

– Изабелла держит литературный салон, тут у нас, прямо в палаццо, – сказал ее муж. – Она много читает.

Усатый капитан Марин выглядел узколобым офицером, и все русские определили, что его русалочка скоро нырнет обратно в море.

– И кого Вы там читаете, мадам, в Ваших Салониках? – деликатно спросил граф, не зная, на какой части ее тела остановить глаза.

– Простите, где, Ваше Сиятельство? – сконфуженно спросила Изабелла.

– В… – граф понял, что сказал что-то не то и слегка опешил, увидев, как уставилась на него вся его свита, – в… я имею в виду, в Вашем Соломинке?

– Где?

– То есть… в Вашем салоне литературном! – граф выпрямил спину.

– Мы читаем Гете, и Ларошфуко, и Шекспира.

– И что Вы скажете по поводу юного Вертера?

– Какая трагическая судьба! Как же можно отвергать такого чистого, тонкого, пылкого юношу?! – ответила Изабелла, прикусывая нижнюю губу.

– Ваше Сиятельство, – Пезаро появился в поле зрения графа, таким образом, отвлекая его от Изабеллы. – С нетерпением хочу Вам представить восходящую звезду европейской скульптуры, нашего дорогого Антонио Канову.

Графу пришлось сосредоточиться на молодом человеке, искавшем его внимания.

– О, ваятель! Интересно, очень интересно!

– Не просто ваятель, а ведущий экспонент неоклассицизма. Одухотворитель мрамора! Образец чистоты! Кульминация идеализма!

– Очень интересно, очень интересно, – продолжал граф, одним глазом следя за ускользающей Изабеллой.

– Это правда, Ваше Сиятельство, что вашу столицу все называют Балтийской Венецией? – спросил утонченный темноглазый красавец. – Это так?

– Ну… что-то общее есть, несомненно. Однако я еще не понял, что именно.

– Я представляю серо-розовую гранитную набережную на фоне блекло-голубого летнего, не темнеющего ночью неба. Должно быть, дивное зрелище!

– У Вас отличное воображение, мой друг. Вот мы скоро собираемся строить дворец подле столицы, именно в вашем стиле. Я уже видел эскизы. Мне кажется, ваши изящные скульптуры очень бы подошли для интерьера этого дворца. Правда, дорогая? – граф обратился к супруге, которая охотно ему кивнула. – Вы бы не смогли исполнить пару заказов? С разрешения нашего почтеннейшего прокуратора, разумеется.

– Превосходная идея! – одновременно воскликнули Пезаро и Канова.

– Может быть, ваши работы на какие-нибудь древнегреческие мотивы могли бы… я имею в виду… – глаза графа блуждали по залу.

Все больше и больше гостей подходило знакомиться с графом и графиней дю Нор, признаваясь, что они знали Россию поверхностно, только по книгам. Графская свита тоже наслаждалась вниманием галантных венецианцев, и граф Куракин, опустошив бокал шампанского и закусив душистым трюфелем, уже приглашал известную писательницу, овдовевшую графиню Орсини ди Розенберг, станцевать коротенький менуэт. Пезаро чувствовал, что русские постепенно забывали, что они иностранцы в чужом городе и что та прозрачная стена, которая обычно препятствует сближению приезжих с местными, быстро распадалась. И это его очень радовало.

Вдруг перед графом дю Нор появилась высокая фигура в черном табарро, трикорно и в белой ларве [14], правой рукой опираясь на трость с серебристым набалдашником.

– Позвольте представиться, Ваше Императорское Высочество, – глубоким баритоном произнесла фигура на русском языке, грозно возвышаясь над графом, как кампанила Сан-Марко.

Граф окаменел от ужаса. Никто не должен был так обращаться к нему; никто не должен был знать, что он великий князь Всероссийский. Страшным было также и то, что этот неизвестный человек говорил по-русски, дерзко, вызывающе, не удосужившись даже снять свою маску, как до него это делали все остальные гости, знакомясь с графом. Ведь никто из венецианцев пока не говорил с ним по-русски. Граф молчал, и публика почувствовала что-то неладное. Пезаро заметался, не поняв, к счастью, как и все венецианцы, что к русскому гостью обратились, как обращаются к великому князю. Музыканты мгновенно прекратили играть. Воцарилась длинная, пронзительная тишина. Русские офицеры, опасаясь покушения на цесаревича, бросились его защищать. Но тут престолонаследник, набравшись смелости, раздвинул своих защитников, вышел из круга охраны и подошел к человеку в черном.