Александр Прозоров - Судьба княгини

– Сколько тебе лет, юный витязь? – поинтересовался воевода.

– Уже тринадцать, княже! – Новик отвернул личину в сторону, открывая совсем детское веселое лицо с узким подбородком, острым носом и глубокими синими глазами.

– Не рановато в сечу-то? – склонил голову набок звенигородский князь.

– Я внук Владимира Храброго! – звенящим голосом выкрикнул княжич. – Я должен стать великим воеводой! Я учусь сражаться!

– Похвальное желание, – кивнул воевода. – В твоих жилах течет гордая кровь, ты станешь достойным витязем.

– Благодарю, княже! – Новик снова спрятал лицо под железную маску.

– Что до луков, княжич, – перевел взгляд на врага Юрий Дмитриевич, – то татары уже месяц разбойничают. Вестимо, боевые припасы у них давно кончились. Нечем им стрелять, колчаны пустые.

– А мы почему не стреляем?

– Ждем удачного момента. – Воевода отвел руку назад и потрогал лежащий на крупе коня, обшитый бархатом саадак [3] Саадак – комплект из лука и колчана со стрелами в закрытой коробке. Часто в комплект входили сулицы – метательные копья. .

– Когда он наступит?

– Ты задаешь слишком много вопросов, сынок, – вмешался князь Ярослав Боровский. – Не мешай воеводе!

– Коли не спрашивать, княже, ничему не научишься, – укорил его Юрий Дмитриевич и обратился к новику: – Нам надобно, Василий Ярославович, чтобы татары на нас напали. Иначе Большим нарядом не воспользоваться. А они, видишь, квелые стоят. Надо бы расшевелить… – И воевода повернулся к боровскому князю: – Сможешь, Ярослав Владимирович?

– Дозволь мне, княже, дозволь мне! – встрепенулся новик. – Дозволь, я наши сотни на ордынцев поведу!

– Ну нет, Вася! – решительно отрезал князь Боровский. – Ты сюда учиться просился, а не в самую свалку влезать! Вот при воеводе и оставайся! Учись! Юрий Дмитриевич, сделай милость, присмотри за ребенком!

– Отец! – возмущенно выкрикнул мальчишка.

– Жди здесь, Василий, и слушайся князя Звенигородского! Тихоня, Басарга, Вторуша, берегите сына, остальные за мной! – Ярослав Владимирович повернул коня, поскакал к своим сотням.

Его небольшая свита разделилась. Трое богато снаряженных холопов в чешуйчатых куяках, издалека похожих на рыбью чешую, поскакали за хозяином, другие трое остались с княжичем.

Вскоре правый край русского войска дрогнул, медленно двинулся вперед. Бояре на ходу цепляли рогатины петлями к седлу, сдвигали вперед колчаны, вынимали луки. Намерения их оказались столь ясны, что разбойничья армия, еще до первых стрел, зазвучала залихватским пересвистом и ринулась навстречу, с громким гиканьем разгоняя скакунов и опуская пики.

Боровские воины, уже успевшие поменять ударное оружие на стрелковое, к сшибке оказались не готовы и стали спешно разворачиваться, уходя от удара и в полуобороте пуская стрелы себе за спину.

– Лу-уки!!! – громко закричал Юрий Дмитриевич, благо вся его рать находилась совсем рядом, и сам первым, перевернув рогатину и вонзив острием в землю, схватился за саадак.

Атака правого края на глазах превращалась в паническое бегство – уходя от удара, боровские дружинники, не переставая осыпать врага стрелами, миновали свое старое место в строю и понеслись дальше. Татары, теряя товарищей, с посвистом и гиканьем их преследовали, стремительно сокращая расстояние.

– Лу-уки!!! – Звенигородский князь стал быстро опустошать колчан, выпуская стрелы высоко вверх. Прицелиться так в кого-то из врагов было невозможно. Но промахнуться по плотной многотысячной рати – еще труднее. Больше тысячи луков, по пятьдесят стрел в колчане – и от стремительной оперенной смерти, разом взметнувшейся в воздух, на какой-то миг наступили сумерки… А потом вся эта отточенная сталь дождем просыпалась на мчащихся через поле степняков.

Почти половина наконечников из этого густого ливня нашла себе цель, вонзаясь в тела лошадей, в ноги, в руки сидящих на них всадников, острые жала пробивали меховые шапки и стеганые халаты, впиваясь в плечи, рассекая ткань на спине и груди. И пусть только одна стрела из тысячи приносила смерть – раненые лошади спотыкались, а иногда и падали, получивший стрелу в руку разбойник терял копье и уже не мог схватиться за саблю, из посеченных ног текла кровь, и торчащая из бедра стрела бодрости воину тоже не добавляла.

Несущиеся во весь опор татары кувыркались вместе с лошадьми, выпадали из седел, спотыкались о своих товарищей, перепрыгивали через них, а где-то – и затаптывали, проносясь прямо по телам неудачно упавших земляков. Но – не останавливались. Многосотенная лава стремительно втягивалась в прорыв на правом краю, обходя русские полки и устремляясь дальше, к обозу, к главной, самой желанной цели любого сражения.