Андрей Васильченко - Ярославский мятеж

Теперь о расстрелах и захоронениях у Леонтьевского кладбища. Вот что писал в своей неопубликованной документальной повести Владимир Александрович Мясников: «В Ярославле, у подножия холма Леонтьевского кладбища, вырыли две гигантские могилы. Канаву длиной 150 метров забросали свозимыми на телегах с городских улиц белыми… Сколько их, никто не знает» . Тогда немногих красных захоронили отдельно.

В 40-е годы канава увеличилась за счет захоронения ленинградских блокадников, снятых с поездов. Последующие земляные работы, проводившиеся в тех местах (строительство ДКЖ, спортивной площадки, дороги), подтверждают большое количеств останков людей вне кладбища и без гробов. По отдельным сведениям, зафиксированным В.А. Мясниковым, в саду дома губернатора также имело место захоронение погибших и расстрелянных.

Расстреливали везде и хоронили практически везде – на Волжском берегу, во дворах домов, у стен церквей центра города, так как почти все они имели действующие кладбища, сохранявшиеся до 30-х годов. Это церковь Святого Власия, на месте которой стоит гостиница «Ярославль»; церковь Духа Святого, где возвышается знаменитый «серый дом», у храма Владимирской Божьей Матери на Божедомке, у церкви Николы Надеина, храмов Петра и Павла, Николы Мокрого, у стен главного храма Ярославля – Успенского собора на Соборной площади (сейчас Демидовский сад или пл. Челюскинцев) и др.

Отдельно надо осветить расстрелы у стен Власьевской церкви. «Расстреливали там целыми группами; могилы велели рыть самим. Особенно много там было расстреляно белых офицеров» , – значится в воспоминаниях Никитина, записанных Р.В. Балашовым.

Есть еще интересная информация, полученная от историков. Как уже говорилось выше, арестованные и охраняемые бывшими немецкими военнопленными перхуровцы были размещены в здании Волковского театра. По воспоминаниям В.Э. Лазарянца, в шестидесятые годы шепотом, озираясь, чтобы никто другой не услышал, Эдит Леонардовна Бредрих (1896 года рождения) рассказывала о восстании. После подавления восстания группы большевиков ходили по улицам города и у встречных проверяли руки. Если руки были мозолистые, человека отпускали, если без мозолей, белые, чистые или со следами пороха – расстреливали на месте. После этого другая группа подбирала убитых и свозила их к храму св. Власия для опознания. Родственники могли даже забрать убитого домой, но потом большевики расстреливали всю семью убитого. Так был убит ее младший брат, а при опознании и ее дядя, которого закололи штыками, когда он что-то сказал большевикам.

По рассказам отца, Игоря Николаевича Иванова, в 1918 году, после разгрома восстания, в женском епархиальном училище (ныне педагогический университет на ул. Республиканской) заседала «тройка». В составе судей этой «тройки» были латыш М. Кадек, впоследствии президент Академии наук Латвии, и молодая девушка, которая особенно свирепствовала на суде. О третьем члене суда ничего не известно. Выполняли ли приговор суда прямо в здании, И.Н. Иванов не знает. Но яма, заполненная трупами и кое-как забросанная землей, из которой местами видны были руки и ноги, около училища после восстания появилась. Так пишет в своих воспоминаниях со слов своей матери Ольга Сергеевна Зотова. После восстания телегами возили трупы по московской дороге. Закапывали их в сосновом бору слева от дороги. Из домов выходить и смотреть запрещали. Свидетельница из окна дома видела, что возили на телегах несколько дней подряд (из воспоминаний Л.Г. Гузанова).

В.Э. Лазарянц свидетельствовал, что в начале 50-х годов он от многих слышал, что за нынешней улицей Калинина была большая свалка и туда свозили и закапывали трупы людей. Также об этом рассказывала Э.Л. Бредрих. Упомянутый Лазарянц слышал и о расстрелах в 1918 году за стенами конной жандармерии (сейчас Кировский РОВД). Это подтверждается другими источниками, в частности воспоминаниями жителей дома № 36 по улице Большая Октябрьская. Рядом с этим домом находилась длинная стена, у которой каждую ночь на протяжении нескольких недель начинались расстрелы. В итоге жители этого дома были вынуждены перебраться на новое место жительства, так как полагали, что их прошлое жилище проклято. Те же самые жители свидетельствовали, что расстрелы у «стены плача» прекратились только в середине сентября 1918 года.

О расстрелах в здании ОГПУ по рассказам своих друзей, написал в своих воспоминаниях Мстислав Владимирович Штурман. Евгения Шибаева, жившая в деревянном доме за бывшим зданием ОГПУ на Циммервальда, рассказала, что ее соседи неоднократно выкапывали на своем огороде останки людей. Кладбища там никогда не было.