Сергей Удот - Ландскнехт шагает к океану

Болтунишка Гильом разошёлся не на шутку:

— А вообще у них в Зунде пошлины смешно берут.

— Смешно-то, смешно, только многим нашим почтенным негоциантам почему-то не до смеха, — мрачно бросил пришедший на китобой с торгового флота Якоб.

— Это как так смешно? — заинтересовался молоденький Томас, пододвигаясь поближе.

— А вот послушай. Дай ещё спрошу — кто сейчас кому доверяет? То-то сморщился, что никто. А вот в Зунде шкипер сам объявляет стоимость своего груза. По его словам и пошлину высчитывают. Скажешь сто гульденов — возьмут с сотни, скажешь миллион — с миллиона слупят.

— Так этот Христианишко без панталон окажется при таком раскладе дел, — развеселился Томас, заговорщицки оглядываясь на остальных: мол, травит старик, спасу нет, думает, на дурачков напал.

Но Гильом и бровью не повёл:

— А на коварство выжиг-шкиперов есть особая датская хитрость. Ежели зачуют тамошние мытари, что стоимость содержимого трюмов безбожно занижена, применяют статью договорную, коя гласит, что казна датская имеет первоочередное и безоговорочное право купить по объявленной стоимости полный груз любой следующей через пролив посудины. Сколь уж шкиперов попались на эту приманку и прогорели в пух и прах, получив горстку серебра вместо ожидаемой бочки золота.

— Походит более на игру «веришь — не веришь», — скривил тонкие губы Михель.

— Вот-вот, — чересчур жарко выкрикнул Томас, явно захваченный рассказом.

— Один фламандский шкипер, — Якобу тоже явно было о чём рассказать, — уж и не знаю, как он там проскрёбся сквозь нашу брандвахту [11], и разорённый таким вот образом датчанами, от отчаяния подпалил свой флейт и сам закрылся в каюте, напоследок лакая ром и костеря датского короля на чём свет стоит.

— Говорят, что призрак горящего корабля каждый раз перед бурей появляется в проливах, разгоняя по портам встречные суда и воспрещая им соваться в узость.

— Прям «Летучий Датчанин» какой-то объявился. Этак и по нашу душу какой-нибудь летун прямо с небес рухнет, — Томас от восторга перешёл к сарказму.

— Не кощунствуй, парень, да Бога зазря не гневи. Не с небес, но из ада нечисть подобная выползает смущать души людские, — Михель не ожидал от скромника Питера менторски-поучающего тона, хотя поставить на место зарвавшегося юнца, без стыда перебивающего старших, было, разумеется, надо.

— Пожалеть надо человека, павшего жертвой данов коварства, — благодарно кивнул Питеру Якоб.

— А чего плакаться по какому-то бродяге-обманщику? К тому же выкормышу из Испанских Нидерландов [12]. — Томасу все увещевания как с гуся вода.

— Что ж ты хотел, чтоб в торговле, да без обмана. Сами-то сколько вёдер ворвани в каждую бочку спермацета льём [13].

— Конкуренция называется, — под общий смех попытался завершить тему Йост.

Но Гильома не так-то просто было вышибить из седла:

— Да, конкуренция. И ничего смешного здесь нет.

Он почему-то опять сосредоточил внимание на Михеле и обращался прямо к нему:

— Раньше в море только наших китобоев и можно было встретить. Ну, изредка англичашек. А сейчас и датчане, и фрисландцы, и вольный Гамбург, говорят, у себя китобойную кампанию ладит. Да кабы киты плескались у Фризских островов [14], разве ж мы попёрлись бы в такую даль. Дожились, нечего сказать. Может, скоро вояки и китов колотить за нас примутся. А что — из пушек-то оно куда как сподручнее будет. Так вот, вооружённый эскорт тоже весьма недёшев. Но иного выхода, пожалуй, что и нет. Пираты — испанцы, французы, датчане те же... Кого только нет на нашу грешну голову. Ежегодно в море исчезают десятки крупных флейтов, а о сельдяной или китобойной мелочи вроде нас и говорить-то нечего. Это на суше все друзья да союзнички, а в море — без свидетелей. Ты же знаешь, в трюме мы тоже держим пушку, правда, небольшую, вертлюжную [15], но в случае нужды, думаю, отобьёмся. Ежели, не дай бог, конечно, дойдёт дело до абордажной свалки, тогда и ты сможешь проявить свою свирепость и неукротимость. Или на китах поупражняйся. Но, — старик назидательно поднял жёлтый прокуренный палец, — не в кубрике, добрый молодец, не в кубрике.

Из пасти Гильома воняло, как из разверстой могилы, но Михель, всё ещё чувствуя на себе настороженные взгляды, вынужден был терпеливо выслушивать старческую трепотню, да ещё и согласно кивать головой, поддакивая. Лишь бы рука не начала сохнуть, а там мы ещё поглядим. И всё же, несмотря на огромную ненависть ко всем, Михель вынужден был признать определённую логику и правоту в рассуждениях старика.