Алан Ле Мэй - Искатели

Таким образом, для защиты дома имелось всего четыре ружья — или, если быть совсем точным, три с половиной. И с их помощью надо было удерживать в неприкосновенности две двери и восемь окон, через которые могли в любой момент ворваться индейцы.

В эту секунду до слуха Генри донеслось ржание лошади, которая находилась в загоне неподалёку от дома. Через несколько секунд лошадь снова заржала. Все затаили дыхание, прислушиваясь, не раздастся ли в ночи ответное ржание. Но никакого ответного ржания не последовало. Генри провёл рукой по лицу и застыл. Это лошадиное ржание поведало ему уйму разных вещей; правда, новости, которые он узнал благодаря ему, были не слишком хорошими. Где-то рядом находились чужие жеребцы. Именно их и учуяла его кобыла. На этих жеребцах приехали индейцы, задумавшие скрытно напасть на его дом, потому что если бы индейцы прибыли с дружественными намерениями и им было нечего скрывать, то они не стали бы мешать своим жеребцам отзываться на ржание кобылы Генри Эдвардса. Эти индейцы были из племени команчей, потому что именно команчи умели заставлять своих скакунов молчать, когда скрытно подбирались к врагу. Для этого они зажимали их ноздри специальными приспособлениями размером с сосновую шишку, которую прикрепляли к узде. Ловчее всего команчи пользовались этим приёмом, лёжа на земле вместе с лошадью. Это означало, что они решили приблизиться к дому не на лошадях, а по-пластунски. Это было самым опасным видом нападения индейцев.

И ещё... Приближаясь к дому, команчи наверняка постарались бы подойти к нему с подветренной стороны, чтобы их запах относило в сторону и лошади самого Генри Эдвардса не смогли учуять их. Но раз лошади Генри учуяли их запах, это означало, что команчи надвигаются со всех сторон, что они охватили его дом плотным кольцом, и поэтому лошади Генри не могут не почувствовать их запах. Значит, нечего было надеяться на то, что индейцы подбирались к его дому, имея в виду лишь украсть нескольких лошадей и некоторое количество скота. Нет, это было полномасштабное, тщательно подготовленное нападение с целью взять дом штурмом. Последние надежды Генри Эдвардса на то, что всё, быть может, ещё обойдётся, растаяли, как дым.

Из темноты послышался голос Люси, которая звала Дебби.

— Дебби? Где ты? — повторила Люси. В её голосе уже сквозила паника.

— Я здесь, — отозвалась девочка из дальнего угла комнаты.

Все невольно перевели дух.

— Оставайся там, где ты находишься сейчас, — сказал отец. — Никуда не двигайся. Поняла?

Когда-то, когда ему было всего восемнадцать, Генри вместе с парой друзей сумел успешно отбиться от более чем двадцати насевших на них индейцев кайова. При этом их самих отделяла от индейцев лишь грязная лужа, в которой любили плескаться в летнюю жару бизоны. И этого оказалось достаточно, чтобы они выстояли и вышли из этой схватки победителями. Но сейчас Генри не ощущал в себе и сотой доли той храбрости, которую он чувствовал тогда.

Всему виной были маленькие девочки, которые находились в его доме. Он слишком сильно переживал за них — переживал так, точно они уже были захвачены индейцами. Именно это лишало его мужества.

Однако когда он заговорил, его голос звучал спокойно и размеренно:

— Марта, одень Дебби.

Жена Генри Эдвардса замерла.

— Одеть её? Сейчас? — выдохнула она.

— Да, именно сейчас. Ведь очень скоро взойдёт месяц.

Генри прошёл в спальню и тихонько приоткрыл окно.

Марта подвела к нему Дебби. Дочь Генри Эдвардса была уже одета.

Генри подсадил Дебби в окно.

— Сейчас мы поиграем в прятки. Так, как ты любишь. Иди к могиле твоей бабушки и хорошенько спрячься там. Поняла? Только иди очень тихо — тихо, как мышка.

— Я поняла. — Дебби была застенчивым ребёнком, но, на удивление, совсем не боялась ни темноты, ни открытой прерии.

— Иди тихо и пригибайся к земле как можно ниже. Так, чтобы тебя никто не увидел. Тебе ясно?

Дебби кивнула. Однажды, не так давно, они уже поступали подобным образом, стараясь спасти Дебби от угрожавшего им нападения индейцев. То нападение так и не состоялось, и угроза бесследно миновала, но, оказывается, старые навыки могли пригодиться вновь.

Генри было трудно судить по шёпоту ребёнка, напугана Дебби или нет. Логично, впрочем, было предположить, что она всё же напугана — то, что она видела и ощущала за последние часы в их доме, не могло пройти для неё бесследно. Когда он переносил Дебби через подоконник и опускал её на землю, он поцеловал дочь и почувствовал, что её щека вся мокрая от слёз. Дебби обхватила его своими маленькими ручонками при этом так крепко, что Генри испугался, что она никогда его не отпустит и ему придётся силой разжимать её руки. Но этого не произошло — Дебби отпустила его и шагнула в темноту.