Коллектив авторов - Бриллианты Романовых. Загадка придворного ювелира. Часть 2

– Тут четко написаны два имени: Мари и то ли Леон, то ли… – вооружившись лупой, прочитал Архонт.

– Может, Луи? Людовик? – предположил профессор.

– А еще тут есть красивый рисуночек, – Эллен обратила внимание на крошечный карандашный набросок. – Подкова и голубок с цветком в клюве – это как будто печать? Или символ?

– А тут есть цифры – 1812. Это может быть годом? – Андре изучал свой кусочек листка.

– Кем могли быть эти Мари и Луи? – задумался Нико. – Наверняка они что-то припрятали и боялись, что их поймают с поличным! Потому и разделили карту на две части.

– А ведь вы, возможно, очень близки к истине, Нико, – согласился профессор Никольский. – Если предположить, что цифры 1812 – это действительно год, то этот год очень важен.

– Чем? Чем он важен? – хором спросили Андре, Эллен и Нико.

Профессор кашлянул, глотнул чаю и начал рассказ:

– 1812 год. Это год, когда войска французского императора Наполеона вошли в Москву. Москва горела, жители специально подожгли свой родной город, чтобы он не достался врагам. Изумленный этим геройским поступком Наполеон временно занял Кремль, но огонь подступал и к его стенам. Французские солдаты грабили кремлевские дворцы, храмы – все, что жители не успели вывезти заранее. В самых крупных храмах устроили склады, а в прекраснейшем Успенском соборе – конюшню. Там же плавили золото и серебро, которое снимали с храма. На иконостасе даже висели огромные весы и были начертаны слова: «325 пудов серебра и 18 пудов золота» – столько металла было переплавлено.

Больше месяца французский император сидел в Москве, надеясь, что русский царь Александр Первый запросит у него мир. Наковальни для переплавки золота стояли и в других местах Кремля. Оклады икон, кресты – все плавили и превращали в простые куски золота, чтобы было легче увезти с собой.

– Значит, что-то они могли припрятать и не увезти с собой? То есть как раз этот самый клад? – спросил Андре.

– Конечно, ведь уходить им пришлось в спешке. Надвигалась зима, а они не были готовы воевать в холод. Зима, кстати, их в итоге и погубила, Наполеон был разбит при отступлении. Но, уходя, он взорвал часть построек Кремля, так что не все здания сохранились.

Эллен, которая все это время сидела неподвижно, вслушиваясь в каждое слово профессора, ясно представила события того холодного вечера. Ночь, мгла, поздняя осень, уже кое-где лежит снег. Солдат крадется, оставляя на свежем снегу следы, оглядывается… Вроде никого… Прячет свой клад в фундамент, убегает. Но вдруг взрыв – и все сокровища разлетаются на мелкие кусочки.

Она крепко сжала губы и запустила пальцы в волосы, которые и так уже снова все перепутались ее стараниями что-то из них заплести.

– То есть эта карта может быть бесполезной, потому что сокровища взорвались? – прошептала она.

– Не расстраивайся раньше времени, – похлопал ее по плечу дядя, – мы же не знаем, где был тайник. Он мог и уцелеть. Вот есть у меня одна зацепка, – продолжил он, и все в комнате навострили уши. Ведь когда у Архонта «была зацепка», тут-то всегда и начиналось все самое интересное.

– Я точно видел такой же рисуночек на одном из документов в парижском архиве, – археолог показал на голубка с цветком и подкову, рисунок в самом углу смятой бумажки. – Я тогда писал об армии Наполеона Бонапарта и читал сохранившиеся письма, документы, акты. В том числе и дневники его солдат. Давайте-ка свяжемся с архивом и попросим прислать нам ту страницу.

Через полчаса из Парижа пришел ответ. В длинном письме историки из архива подтвердили, что такой рисуночек часто повторяется в дневнике одного из французских солдат. Все страницы с таким изображением они прикрепили к письму. Профессор торопливо включил принтер.

Архонт и Сергей Иванович с головой ушли в изучение присланных копий. То и дело раздавались восторженные обрывки фраз:

– Этот солдат, его звали Луи Морель, и правда был в Кремле…

– Ага, тут он пишет про возлюбленную Мари, кухарку французской армии…

– Они хотели пожениться в Париже после войны… Так-так-так… И везде эти голубки и подковы…