Владимир Трошин - Княжич [СИ]

Под высокими крестовыми сводами огромной залы,(1) несмотря на июльский зной, стояла прохлада. Сквозь мутные слюдяные пластинки переплета узких окон, струился внутрь свет клонящегося к закату солнца, блеклым пятном выделяя из голубого полумрака восточную стену залы, расписанную изображениями деяний св. Владимира. Возле стены, в украшенном изящной резьбой деревянном кресле сидел, нагнувшись вперед человек. Придерживая одной рукой тяжелый наперсный крест на золотой цепи, другой, он расставлял фигуры на стоящем перед ним, шахматном столике, инкрустированном золотом и драгоценными камнями.

На вид ему можно было дать лет 55–60. Редкие спутавшиеся волосы, ниспадающие вниз из-под прикрывающей голову, черной бархатной тафейки. Тяжелый крючковатый нос, хищно выступающий над глубоко посаженными водянистыми глазами и брезгливо-чувственным ртом, желчного и властного лица. Рыжая с проседью борода. Даже сидя в кресле высок. Судя по широким плечам, когда-то был осанист и силен, а сейчас оплыл так, что и на коня без посторонней помощи не сядет. Что-то общее в чертах его лица и ликах великих русских князей на фресках в ребрах сводов и окон палаты. Эта схожесть, переданная кистью талантливого живописца, естественна. Сидящему в кресле, царю и великому князю Всея Руси Иоанну Васильевичу, они, жившие в разное время рюриковичи, прямые родственники.

Расставив шахматы, Иоанн Васильевич, удовлетворенно откинулся к спинке кресла. Сегодня, в первую субботу июля семь тысяч девяносто первого года от сотворения мира (1583 г. от р.х., далее по новому стилю), он отдыхал от государственных дел. Лениво одернув зацепившуюся за носки расшитых золотом сафьяновых полусапожек, шелковую полу малинового сарафанца(2), царь поднес к лицу руку с массивным золотым перстнем. Этого "скарабея" подарил ему нидерландский купец Иван Девах. Наполненные скукой глаза государя ожили. С любопытством знатока он приступил к изучению золотой безделушки.

От любования перстнем царя оторвали звуки ударов в колокол механическим звонарем на часах Фроловской башни. После третьего удара, Иоанн Васильевич устремил свой взгляд в глубину залы и прислушался. Ничто не нарушало покой непонятного иностранцам времени для послеобеденного русского сна. Из женской половины палат не раздавались звонкие смешки прислуживающих царице девок и строгий голос ругающей их за нерасторопность ближней боярыни. Царица Мария, беременная на седьмом месяце, еще месяц назад переехала со своей дворней в летний царский дворец. Неслышно было и вышколенных слуг, тени которых изредка мелькали в глубине палаты.

— Богдан! — нетерпеливо позвал царь.

На зов Иоанна Васильевича никто не ответил. В ярости он схватил прислоненный к креслу тяжелый из черного дерева посох, и несколько раз ударив им по мощеному дубовым кирпичом полу, прокричал:

— Богдан! Где ты Богдан?

Еле заметным ветерком где-то бесшумно открылись двери и перед ним, словно из ниоткуда появился сильный и рослый, рыжебородый начальник личной охраны государя, оружничий Богдан Бельский(3).

— Я здесь, царь, государь! — придерживая левой рукой, ножны дорогой сабли из дамасской стали, висящей на украшенном драгоценными камнями поясе и, приложив правую руку к сердцу, в поклоне произнес оруженосец.

— Где ты был Богдан? Ты забыл, что сегодня мы играем в шахматы? — нахмурив брови, напомнил царь.

— Виноват великий государь! Проверял караулы, потому и опоздал! — подбодострастно ответил Бельский, еще ниже склонившись в поклоне. Непонятно как державшийся на завитках пышной шевелюры, расшитый по околышу жемчугом, матово-белый атласный колпак франтовато сверкнул огоньком золотой запонки.

— Ну, коли так, расскажи, как несут службу мои верные стрельцы! Бодрствуют или спят? А может, ворон считают? — лукаво прищурившись, спросил Иоанн Васильевич.

— Бодрствуют великий государь! Верой и правдой служат тебе! — ответил не растерявшийся Бельский.

— Добро! За дело я не в обиде, — смягчившись, согласился Иоанн Васильевич. — Садись, Богдан!

Подобрав полы короткого до колен, из серебристой персидской парчи кафтана, оруженосец уверенно устроился на скамье перед шахматным столиком. После удаления духовника царя протопопа Сильвестра, осуждавшего "сатанинскую игру", в шахматы при дворе Иоанна Васильевича играли многие.