Постоянная смена жанров во время программы заставляла публику переключаться с одного метода просмотра на другой. А это не очень-то напоминает массовый гипноз.
Как утверждал Зиммель, у психики есть два уровня. Глубокие эмоциональные переживания сосредоточены на «менее осознаваемых уровнях психики и вырастают самостоятельно в постоянном ритме непрерываемых, повторяющихся ритуалов», с которыми часто ассоциируют жизнь в деревне. Непосредственно разум располагается на «прозрачных, сознательных, более поверхностных уровнях психики» [533] Simmel, «Grossstädte».
. Жизнь в городе, считал Зиммель, высушивает глубокие уровни и одновременно перенапрягает поверхностные. Однако Зиммель не учел, что кино тоже способно давать новые возможности. Благодаря местным фильмам, снятым у фабричных ворот, рабочие смогли увидеть себя на экране. Люди кричали от радости, узнавая на экране себя и своих друзей. Фильмы о природе и путешествиях помогали людям путешествовать во времени и пространстве. «Я обожаю кинематограф, – признался один француз в 1907 году. – Он удовлетворяет мое любопытство… Я путешествую по миру и останавливаюсь, где хочу: хочу – в Токио, хочу – в Сингапуре. Я исследую самые невероятные маршруты». С помощью кино можно было подняться на Скалистые горы или увидеть водопад Виктория [534] Цитата из: Meusy, Paris-Palaces , 229. V. Toulmin, S. Popple & P. Russell, eds., The Lost World of Mitchell and Kenyon: Edwardian Britain on Film (London, 2004); а также: Lynda Nead, «Animating the Everyday: London on Camera circa 1900», из: Journal of British Studies 43, 2004: 65–90.
.
В 1914 году большинство жителей Америки и Западной Европы регулярно ходили в кино, и это вовсе не превращало их автоматически в однообразную публику. Привычки и предпочтения зависели от класса, образования, пола и национальности. Для представительниц рабочего класса кино играло освобождающую роль. Вместо того чтобы в субботу вечером оставаться в одиночестве дома, они, как и их мужья, отправлялись развлекаться. Девочки ходили в кино реже, чем мальчики, у которых было больше прав распоряжаться своими деньгами и временем. Различные иммигрантские общины имели свои собственные кинотеатры. В еврейском кинотеатре Нижнего Ист-Сайда в Нью-Йорке ставили водевили на идише, а потом показывали фильмы на религиозную тематику. Итальянских мигрантов одинаково интересовали как фильмы об американском образе жизни, так и итальянские фильмы. Возможно, именно такие фильмы, как «Ад» (1911), заставили сицилийцев начать причислять себя к итальянцам. В Чикаго афроамериканцы ходили в кинотеатр для черных в Саус-Сайде. Для богатых покупателей строили кинотеатры рядом с торговыми центрами и устраивали в них специальные дневные сеансы. Можно сказать, что уже в 1910 году кинотеатр привлекал представителей всех классов любого города [535] Melvyn Stokes & Richard Maltby, eds., American Movie Audiences (London, 1999); Richard Butsch, The Making of American Audiences: From Stage to Television, 1750–1990 (Cambridge, 2000), 142—7; а также Kathy Peiss, Cheap Amusements: Working Women and Leisure in Turn-of-the-Century New York (Philadelphia, 1986).
.
Наиболее ясное представление мы имеем о публике кинотеатра в Германии, где в 1913 году студентка Эмилия Альтенло наблюдала за посетителями кинотеатров Мангейма в рамках работы над докторской диссертацией по «социологии кинотеатра» – по сути, первой научной работой на эту тему. В Мангейме проживали 200 000 человек и имелся десяток кинотеатров. У залов было несколько уровней. Рабочие платили 50 пфеннигов за вход, а местная элита в десять раз больше: ее представители приходили в вечерней одежде и сидели в ложе. Между этими двумя группами расположились офицеры, инженеры и коммерсанты. Реже всего в кинотеатрах видели ученых – на этот момент стоит обратить внимание, учитывая пренебрежительный тон, с которым Кракауэр и прочие интеллектуалы того времени отзывались о кино. Предпочтения у всех, в том числе и у представителей низших классов, были совершенно разными. Заводским рабочим, обнаружила Альтенло, больше всего по душе были комедии и любовные истории. Мелкой буржуазии нравились историческая драма и фильмы о войне. Мастеровые же предпочитали фильмы о природе и воспитательные фильмы. Для них важнее всего, чтобы развлечение имело практический смысл. Невозможно отделить правду в этом исследовании от социальных предрассудков, царивших в то время. Альтенло явно разделяла популярное мнение о том, что с помощью кино пролетариат повышает свой уровень культуры, а также демонстрирует страсть к историям об индейцах и грабителях, однако остается совершенно невосприимчив ко всему, что требует более глубокого понимания. И все же ее интервью дают нам возможность увидеть разнообразие культурных практик, которого так недостает в теориях о массовом потреблении. «Я хожу почти на все, – рассказывает пятнадцатилетний слесарь. – В понедельник иду в кино. Во вторник я дома. По средам хожу в театр. По пятницам у меня гимнастика, а по воскресеньям я гуляю с соседкой в парке» [536] Emilie Altenloh, Zur Soziologie des Kino: Die Kino-Unternehmung und die sozialen Schichten ihrer Besucher (Jena, 1914), 67—8.
. Он не доложил о том, что происходит после, однако перечислил свои любимые киножанры. Особенно по душе ему пришлись романтические любовные истории и фильмы об индейцах и авиаторах. Кроме того, его также приводили в восхищение Вагнер и Шиллер. Образ этого разностороннего рабочего разрешает нам предположить, что предпочтения людей сто лет назад могли быть далеко не так примитивны, как принято считать. Ковбоям и Фантомасу, гениальному преступнику, не удалось затмить «Лоэнгрина».
Читать дальше