Сергей Щепетов: Воины снегов

— Не ешь много жира перед сном — будешь видеть лёгкие сны, — посоветовал Гуэркен. — Они не придут, потому что убиты моим волшебным копьём.

— Да, я видела! Первый удар называется «клюв гагары», а второй — «мах крыла чайки».

— Правильно! Умница ты у меня! Пойдём теперь посмотрим, от чего ещё отказалось море — вдруг найдётся что-то полезное.

Дед и внучка пробрели вдоль кромки прибоя, привычно поворачиваясь боком к ветру — он был бессилен против их меховых одежд. Примерно через полсотни метров пляж сузился, скалы подступили ближе к воде. Возле них здесь лежал толстенный ствол дерева, выброшенный когда-то штормом.

— Ой, смотри, что я нашла! — вскрикнула Луноликая и подняла маленький, тускло блеснувший предмет на тонкой верёвочке. — Это украшение или амулет?

Гуэркен принял находку в свою заскорузлую ладонь и покачал головой:

— Трудно сказать... Спроси у бабушки, не повредит ли он тебе. Знаешь, я тоже кое-что нашёл!

— Где? Здесь же больше ничего нет!

— Это потому, что у тебя глаза смотрят не в ту сторону. А ты глянь вон туда — где дерево!

После крушения Никитку, конечно, не взяли в лодку — просто спихнули в воду. Он, однако, сумел повиснуть на борту и потом, когда стало не до него, всё-таки забрался внутрь. Только счастье оказалось недолгим — близ берега в воде оказались все. В отличие от большинства взрослых, мальчишка умел плавать и к тому же, пока висел за бортом, остался без обувки и без порток — они просто соскользнули с его тощей задницы. Это, наверное, помогло, но не сильно. Его ударило волной о камни сначала боком, а потом головой. Очнулся он уже на суше и долго блевал противной солёной водой, которая так и не успела согреться в его животе. Потом он увидел двух уцелевших промышленников и уполз за бревно — ничего хорошего от них он не ждал. Так и лежал там, стуча зубами от холода, не зная сам, чего больше хочет — поскорей умереть или согреться.

Из своего укрытия Никитка видел, как пришёл одетый в меха человек и убил сначала Никифора, а потом Алексашку. Мальчишка испытал мстительную радость от гибели своих мучителей, но быстро сообразил, что его тоже убьют, и почти перестал дышать за своим бревном. Он пытался молиться, но в голове его гудело, слова путались, и не было в них ни веры, ни надежды.

Когда двое страшных чужаков направились к нему, Никитка не выдержал — вскочил на ноги и кинулся бежать. Только его прыти хватило шагов на пять-шесть — колени подогнулись, дикая боль пронзила бок. Окружающий мир поехал в сторону, и беглец распластался на холодных камнях.

Гуэркен постоял над неподвижным телом, потом ногой перевернул его на спину и поудобней перехватил копьё.

— Это, наверное, их детёныш, — сказала девочка и присела на корточки. — Смотри, деда, у него и мужское есть — совсем как у человека! Разве у демонов бывает?

— Конечно, — кивнул старый охотник. — Иногда они почти во всём подобны людям — сразу и не отличишь.

Никитка лежал, закрыв глаза, слушал звуки незнакомой речи и пытался не дышать в отчаянной надежде, что его примут за мёртвого. Вдруг что-то легонько коснулось его лица и волос на голове.

— Но он тёплый, деда! И... красивый. А вдруг это человек, только другой?

— Человек? — призадумался Гуэркен. — Вряд ли. Но осторожность не помешает — давай на всякий случай перережем ему горло. Тогда его дух не сможет вредить нам. На, возьми!

На поданный ей сланцевый нож девочка не обратила внимания — она вновь погладила подсохшие Никиткины кудри:

— Какие мягкие! И лицо... Смотри, деда, совсем бледное — не как у нас!

Мальчишка не понял ни слова, но почувствовал, что маленькие тёплые пальцы теребят его немудрёное мужское хозяйство.

— Хи-хи! Деда, а деда! Помнишь, ты обещал подарить мне белого щенка?

— Конечно, помню, Луноликая. Но он ещё сосёт живот своей матери.

— Я больше не хочу щенка! Подари мне вот этого — ведь ты нашёл его!

— Мы нашли его вместе... — слегка растерялся Гуэркен. — Зачем он тебе?

— Хочу! Буду с ним играть!

— Да? Но... Как-то...

— А я хочу! Дай! А то обижусь!

Некоторое время старик молча стоял, опираясь на своё копьё. Он размышлял.

В истории каждого мира бывают узловые точки. Обычно это какое-то мелкое, незначительное на первый взгляд событие или эпизод. Тут всё дело в том, что окончиться он может по-разному, но оба (или больше) исхода абсолютно равновероятны. И в этой точке, начиная с этого момента, тропа истории раздваивается. Возникают как бы два параллельных мира, которые могут развиваться в разном времени. Ничего этого Гуэркен, конечно, не знал. Он просто выбирал оптимальное решение. И выбрал.