Юрий Сумный - Хазарский пленник

— Не может быть того! — процедил Савелий. — Не может!

— Да что ж это... что ж это, братья?!

— Нет, нет, погодите, гляньте с другого бока! — кричит Макар.

Отряд вернулся к тому самому холму с елью! К тому самому возвышению, вновь свершив круг по степи! Поняли ошибку, разглядев на траве свои же следы. Слов не было, наспех привязав коней, упали на землю. Падали в траву, сминая васильки, сбивая жёлтую пыльцу мелких соцветий чистотела, негодуя и проклиная всё на свете.

Не только бессилье опустошило, не только усталость спеленала всадников, но и необъяснимая игра неведомых сил, заставившая вновь бежать по кругу! Макар даже к дереву поднялся, чтоб отыскать обломанные ветки, и со стоном сполз в траву. Та самая ель, тот самый холм!

Время уже за полдень. А дорога вся впереди! И сил всё меньше, и прежней дерзости нет в помине. Набеги сейчас хазары, пропали б воины вместе с князем. Потому что больше всего страшит необъяснимое, неведомое.

— Не знаю, боги ли нас карают, или леший водит, а только верю: всё же выйдем к городу, всё к лучшему! — соврал Владимир, надеясь упрямством одолеть неведомое проклятье. Что их держит и водит кругами нечистая сила, понятно каждому, но как знать, может, к лучшему? Ведь преследователи до сих пор не видны.

— Эх, шутил бы чёрт с бесом, а домовой с лешим. — Приподнялся Крутко, сбросил наземь торбу с едой и предложил: — Давайте поснедаем, братья!

Развернул дорожное, отрезал краюху хлеба и, приняв спокойный вид, стал рассказывать бывальщину, запивая пищу водой из оплетённой баклаги. Остальные, переглянувшись, последовали его примеру. И вправду, пора подкрепиться, совсем из сил выбились. Да и коням не повредит урвать сочной травушки.

— Слыхали, как Олег брал Царьград? Давно было, а мне дед сказывал, что дружина вышла к городу на лодьях, да не по воде, а посуху! По воде ходить — смерть искать, есть у василевса греческий огонь, который водой не залить. В море все лодьи вмиг спалят, есть у них катапульты, и кидают глиняные бочки с огнём на сто сажен!

— Да сказки это! — едва успевая прожевать, спешил возразить горячий Макар. — Как это, огонь водой не залить? Чародеи твои греки, что ли?

— Зря насмехаешься, Макар, — возразил Савелий. Он отломил кусок лепёшки, сочно поблескивающей свиным жиром, и, растирая жир пальцами, указал другу: — Видал, как жир горит, когда попадёт на солому? А как смола пучится и кипит в огне? Есть у греков зелье, что в воде не гаснет, есть.

— Вот я и говорю, вышли дружиной со степи, да на парусах, каждая лодья как повозка-мажара, на колёсах! Так было! Но не то главное, братья. Как Олег дань брал, все знают, славное время, и дружина отважная. А вот скажите мне, кто помогал князю Олегу лодьи посуху двигать? А? Или скажете, сами катились?

Трапезники задумались, Макар покосился на Владимира, возмущаясь его молчанием, здесь плетут побасёнки завиральные, а головной и ухом не ведёт. Может, так оно и нужно, чем бы дети ни тешились, абы не плакали? Крутко заботится, чтоб забыли о западне, в которой они вертятся столько времени, вот и болтает глупости.

— Ну и кто же помогал? — спросил Владимир. Он, как и другие, не мог понять, к чему всё сказанное, как оно относится к ним, беспутным?

— Хотите верьте, хотите нет, а помогал бог! Только не Даждьбог, не Хорст, не Перун с молниями. Нет... был у Олега свой бог... вроде друга близкого! Он мог лодьи поднять, чтоб колёса поставить! Мог ветер нагнать в паруса и двигать всё войско к городу! Мог много чудесного свершить, так-то!

— Да? И где же он ныне? — усмехается Макар. — Нам тоже не помешает, особо сейчас, лодью на колёсах да ветер в паруса. Чтоб подкатить к Киеву, как норманны, да не Днепром, а сушей! Хотел бы я на то поглядеть...

— Да, — кивнул Крутко, — мало богам молиться, петухов резать, костры жечь, жертвы приносить. Всё это не шибко помогает. Однако ж случается дивное, ведовство али ещё что, а случается. Есть волхвы или богом отмеченные ведуны, такое творят, что и сказывать страшно. Вы как хотите, а я деду верю!

Посидели молча, слушая лишь степь, спокойную и живую, в обычный летний день. Казалось, нет силы, что сдвинет их с места, настолько усталость велика. Но Владимир всё ж поднялся и пошёл к высокой ели. Сам решил взобраться наверх, поглядеть, что и где. Приладился, перебираясь с ветки на ветку, благо их хватает, поднялся к верхушке. Присмотрелся к обломкам, чтоб не рисковать понапрасну, опираясь на те ветви, что Макара выдержали, прижался к стволу, чувствуя, как липнут ладони к смолистому дереву, огляделся. Теперь и он мог видеть дальние горизонты, петляющую реку, степь, темнеющие перелески. И обоз. Да, да, тот самый обоз, который они лишили десятка знатных лошадей. Купцы уже прошли мимо, сместились на юг, приближаясь к реке, знать, скоро погрузятся на лодки. Им ведь только за пороги пройти, а дальше Днепр понесёт. И товары погрузят, и стража, упустившая ночных воров, с караваном отправится. Значит, вправду не хотел худого леший, водил по кругу, да не зря. Теперь дорога на Киев свободна, купцы уже далече, и верные охоронцы с ними. Вздохнул, ещё раз пригляделся к приметам, прикидывая, куда двигаться отряду, и медленно, выбирая надёжные сучья, стал спускаться.