Томас Рид: Пиратский остров; Молодые невольники

На следующее утро Раис-Мурад получил приглашение явиться к губернатору и привести с собой невольников. Он немедленно повиновался приказу и вместе со своими спутниками отправился за солдатом в дом губернатора. Бо-Музем и скотовод давно уже опередили их и ждали в приемной. Вскоре к ним вышел губернатор. Это был пожилой мужчина лет шестидесяти пяти, красивый и с приятными манерами. При одном взгляде на него Гарри и Колин потеряли всякий страх и обрели полную уверенность, что могут положиться на приговор его суда.

Бо-Музем заговорил прежде всех. Он объявил, что вместе с двумя товарищами купил четырех невольников, и никогда не давал согласия продать этому мавру свой товар, в особенности же одного из этих рабов, которого и слышать не хотел пустить в продажу. Именно этого невольника он теперь требует назад как свою собственность. Его товарищи сами отправили его с поручением в Могадор и в его отсутствие продали весь товар, тогда как он запродал оный своему другу Мухаммеду, который здесь присутствует. Он, Бо-Музем, не имеет уже прав на невольников, потому что их законный владелец Мухаммед.

После этого давать показания стал Мухаммед. Гуртовщик мог лишь сказать, что приобрел трех христианских невольников у своего друга Бо-Музема, уплатив за каждого по десяти долларов и по четыре лошади, но невольники были силой захвачены Раис-Мурадом, от которого он и намерен их истребовать.

Тогда вызван был Раис-Мурад. Зачем он захватил чужое имущество? На этот вопрос мавр ответил, что купил невольников у двоих арабских купцов и заплатил им на месте по полутораста серебряных долларов за каждого. По окончании показания мавра губернатор в продолжение двух-трех минут сохранял молчание. Вдруг, повернувшись к Бо-Музему, он спросил:

– Предлагали ли вам товарищи долю в деньгах, полученных за невольников?

– Да, – отвечал купец, – только я и слышать не хочу.

– Получили ли вы или ваши товарищи двенадцать лошадей и тридцать долларов от человека, который требует от вас трех невольников?

После некоторого колебания Бо-Музем дал ответ отрицательный.

– Рабы принадлежат мавру Раис-Мураду, который уплатил за них деньги, – сказал губернатор. – Теперь они его собственность и никто не имеет права отнимать их у него. Ну а теперь убирайтесь все отсюда.

Все удалились; слышно было, как, уходя, скотовод ворчал себе под нос, что в Марокко нет правосудия для бедных арабов. Раис-Мурад отдал своим спутникам распоряжение готовиться в путь и в минуту отправления попросил Бо-Музема проводить его за город. Купец согласился с условием, что его друг-скотовод тоже пойдет с ними. На выразительном лице Раис-Мурада мелькнула какая-то странная улыбка. Мухаммед искал только случая возобновить свои притязания и охотно вызвался сопровождать своего товарища за заставу.

– Мой добрый друг, – обратился Раис-Мурад к Бо-Музему покровительственным тоном, – тебя обманули. Если бы ты доставил этих христиан в Могадор, как обещал им, то там уплатили бы выкуп, какой вы запросили, разумеется, в пределах разумного. Я живу в Могадоре и по крайне важному делу должен был совершить далекое путешествие на юг. К счастью, на обратном пути я встретился с вашими товарищами и купил у них невольников. Выкуп, который я должен получить за них, покроет все издержки моего далекого путешествия. Этот Мухаммед, которого ты называешь своим другом и который купил у тебя двух христиан, доставил их английскому консулу и получил за них по двести долларов. По этому случаю он так усердно хлопотал освободить тебя и от остальных христиан: ему хотелось положить в карман еще несколько лишних сотен. Он-то и надувал тебя для того, чтоб приобрести товар по дешевой цене. Вот и вышло, что нет Бога, кроме Бога, и Мухаммед пророк его, а ты, Бо-Музем – круглый дурак!

Улики были налицо: Бо-Музем не требовал иных доказательств. Он не сомневался теперь, что мавр – мудрый человек и знал, что он делал, когда покупал невольников. Скотовод приобрел у него двух христиан и, узнав, сколько выгоды принесла ему доставка их в Могадор к консулу, поспешил выдумать сказку, чтобы, обманув Бо-Музема, по дешевке прибрать к рукам и остальных. Все стало ясно. С минуту Бо-Музем стоял безмолвно и неподвижно – его угнетал стыд за свою глупость. Скоро это чувство сменилось дикой яростью против человека, так коварно насмеявшегося над его доверием.

Обнажив саблю, он бросился на скотовода, который, слышав все сказанное, приготовился уже к защите. Нельзя сказать, чтоб арабы были очень искусны в обращении с саблей, и потому подобные дуэли у них решаются скоро. Бой между купцом и его врагом не был исключением. Схватка была отчаянной, не на жизнь, а на смерть, свидетелями ее были белые пленники, не питавшие особенной симпатии ни к тому, ни к другому. Мусульмане вообще в своих распрях полагаются более на справедливость своего дела, чем на силу или искусство, и потому сознание своей неправоты часто лишает одного из дуэлянтов силы. Сознавая праведность своего негодования, Бо-Музем, с присущим мусульманам убеждением о непреодолимости судьбы, был уверен, что для него не настал еще смертный час. И не ошибся. Трудно было обороняться от такого яростного нападения человеку, совершившему обман и понимающему это, и Мухаммед-скотовод, сраженный смертельным ударом, вскоре уже корчился на земле в предсмертных муках.