Михаил Петров - За колымским перевалом

Тургеев соскочил с подоконника, подошел к Таркову.

— С ума сошел! Вчера объявил его инициатором соревнования, а сегодня…

— Месяц тебе на раздумье, ни дня больше.

И снова бежит-торопится таежная трасса по берегам горных речек, через сопки, на склонах которых когда-то стояла тайга, а теперь сплошь торчат пеньки. Пришли золотодобытчики, порубили-попилили, пожгли в топках приисковых электростанций, понастроили из вековых лиственниц бараки да балки. Деревья потоньше уложили в настилы трассы, протянувшейся от самого берега холодного неуютного моря через всю тысячекилометровую горную страну. Вот и перевал с суровым, как приговор суда, названием: «Подумай».

Как обычно, прежде чем спуститься с перевала, шофер остановился на крохотной площадке под высокой скалой, обломком сабли торчащей из гранитной осыпи, проверил тормоза, рулевое управление, подтянул гайки крепления колес, кляня на чем свет стоит и старенькую заезженную машину, и Тургеева, который обещает второй год дать прииску новый «газик».

Жарченко вылез из машины и застыл под порывами холодного ветра на самом краю пропасти, завороженно глядя вперед. Кружилась голова, гулко стучало сердце, но он продолжал смотреть не мигая ввысь, в пустоту неба, страшась глянуть под ноги.

Где-то там, внизу, среди беспорядочного нагромождения гор и горных хребтов, в долинах больших и малых рек и речушек, в узких распадках, зажатых сопками, отдаленных друг от друга на сотни километров, затерялись крохотные поселки геологов, горняков, дорожников, автомобилистов. Неужели было время, когда их не было здесь?

Скользят века по быстротечной глади бесконечности, оставляя на земле следы муравьино-суматошной жизни поколений, каждое из которых считало себя умнее и деловитее исчезнувшего в историй. Тяжелым, упорным трудом миллионов людей преображалось лицо планеты. Все меньше оставалось мест на земле, нетронутых рукой человека.

Здесь, на окраине великой России, лежала целая страна, таинственно застывшая в холоде, пугающая своей отрешенностью от бурной жизни центральных районов. Широким клином воткнулась она в холодные северные моря и скрылась под вечным ледяным панцирем. Лютый холод Севера заморозил и землю, и скалистое ложе под ней на десятки метров вглубь, надежно упрятав от человека все, что накопила здесь труженица-природа. Но тянула к себе неодолимо северная сторона отчаянно смелых людей, уделом которых была беспокойная жизнь. Много богатств таили в себе недра Колымы. Пытались искать и золото. Тайно пробирались и в одиночку, и артелями в колымскую тайгу и находили то здесь, то там бренные останки своих предшественников. Гибли от холода, цинги, отчаяния. Торжествовала дикая сила Крайнего Севера, казалось, колымская тайга была обречена на вечное безмолвие.

Отгремели кровопролитные бои гражданской войны. Молодое государство рабочих и крестьян уверенно взялось за переустройство всей жизни на земле. Народная власть по копейке собирала рубли, по рублю — сотни, тысячи. Средства нужны были немалые и для восстановления разрушенного и для создания нового. Нужно было золото.

Все новые экспедиции, большие и малые, ехали поездом, плыли морем, шли пешком, забирались в самые глухие места колымской тайги. Счастье выпало на долю молодых геологов Билибина и Цареградского, которые отправились на Север буквально на следующий день после защиты диплома в Горном институте, возглавив небольшую группу таких же, как и они, молодых, тщеславных и самоуверенных непосед. Первый же переход через тайгу убедил талантливого прогнозиста Билибина — золото здесь есть, и немалое. Годом позже Цареградский блестяще доказал правоту его утверждений.

Трудно было искать золото, но еще труднее — взять его. Тысячекилометровая удаленность от обжитых промышленных районов России — добраться сюда можно было только морем, горные хребты, пересекавшие Колыму во всех четырех направлениях, бездорожье, вечная мерзлота, суровость дикого северного края. Но главное — полная безжизненность этих мест. Времени же на длительную подготовку, создание базы, накапливание материальных и людских сил, строительство постоянных поселений не было. Золото надо было брать сегодня.

Именно в эти годы по всей стране, как раковая опухоль, начала разрастаться сеть исправительно-трудовых учреждений.

Был создан Дальстрой — комбинат особого назначения, подчиненный непосредственно народному комиссару внутренних дел, во главе с директором, обладающим неограниченными правами, в руках которого была сосредоточена хозяйственно-производственная и государственная власть. Ему же подчинялись партийные и общественные органы.