Павел Волков - Дерево уккал

– М-да, – только и процедил Ермак, – и действительно, пьяного побил. Все, завтра потолкуем. Нынче охоты нет.

Он оценивающе посмотрел на причиненный ущерб и неодобрительно покачал головой:

– Уберите, наконец, Ивана со стола да спать отведите.

После этого он преспокойно вернулся на свое место и продолжил возлияния.

– Здесь бытие – лишь питие, – глубокомысленно подытожил грек, и, перекинув драгоценную сумку через плечо, вышел в ночную прохладу.

На пороге покоев Ивана Грозного показалась статная фигура среднего роста в затканных золотом и серебром боярских одеждах. Нагнувшись, чтобы не удариться о низкую притолоку, человек шагнул вперед и, сняв горлатную соболью шапку, земно поклонился. После этого головной убор вернулся на свое место.

– Заходи, Борис, – промолвил царь. – Заждался уж.

Годунов выпрямился. Он был красив. Притягательная внешность наряду с красноречием, хитростью и ненасытным, как утверждали многие, властолюбием сделали его особо приближенным к Ивану Грозному лицом. Государь, как известно, был невероятно привязчивым и принимал мало решений, не посоветовавшись со своими фаворитами, одним из которых в последние годы и стал Борис Годунов. Карьера Бориса сложилась фантастически – от незнатного вяземского помещика в опричный корпус, затем благодаря дяде, служившего царским постельничим, стал дружкой на свадьбе Ивана Грозного с Марфой Собакиной, женился на дочери небезызвестного думного боярина Скуратова-Бельского по прозвищу Малюта, затем три года в должности кравчего следил за столом и здоровьем царя, выдал свою сестру Ирину замуж за царевича Федора и наконец получил долгожданный боярский титул.

– Государь, человек, которого ты наказал разыскать, прибыл. Рекомендован славным воеводой твоим князем Дмитрием Ивановичем Хворостининым.

– Так чего ждешь? Пускай его.

Годунов сделал жест рукой и в царских покоях с тем же земным поклоном появился еще один человек. Ростом он был выше боярина, но не так прекрасен лицом, хотя женщины, пожалуй, предпочли бы его мужественную красоту благообразию знатного вельможи. Внимание царя не могли не привлечь его длинные, как у священника, волосы и отсутствие общепринятой бороды.

На лице монарха выразилось неудовольствие внешним видом вошедшего.

– Как звать тебя и отчего волосы не стрижешь и бороду не носишь?

– Царю-государю и великому князю челом бью! – тон голоса незнакомца был уважительным, но уверенным. – Зовут меня Григорием Никифоровым, родом из греческой слободы, несу службу конного сотника у воеводы Хворостинина. А вид имею такой, ибо благодаря происхождению языками владею, потому по приказу воеводы ходил с различными поручениями на вражескую территорию, своим притворялся.

Недовольство на лице Грозного сменилось на заинтересованность.

– Ага, ну ясно, что Дмитрий Иванович дурного не посоветует. Такой удалец, способный незаметно проникнуть во вражье логово, нынче мне и нужен. Так чем все-таки ты отличился, Григорий, Никифоров сын?

– Негоже самому хвалиться, – произнес Годунов, стоя за спинкой царского кресла. – Дай я поведаю лучше.

Грозный одобрительно кивнул. Борис обошел царя и стал рядом с Григорием.

– Сей доблестный сын боярский десять лет тому назад сражался в передовом полку на Молодях. Затем, исправно служил в заставах на Оке, отражал набеги басурман. Бил с князем Хворостининым литовцев под Могилевым и шведов под Лялицами. Ну и совсем недавно выполнял деликатное поручение, связанное с волжскими казаками, ограбившими ногайское посольство. Правда, как ты, государь, знаешь, поручение пришлось отменить, ибо обстоятельства в этом деле несколько изменились…

– Знаю, что изменились, потому мы здесь и толкуем нынче. А что, правду Годунов говорит? – Грозный обратился к греку. – По глазам вижу – правду. Поместье-то большое имеешь? На прокорм хватает?

– Мне много не надо, государь. Счастлив тот, у кого совесть спокойна, а богатством в Рай не взойдешь!

Царь грустно улыбнулся, покачав головой.

– Слыхал, Борис? Вот кого бы в думу. А так, одно ворье в лисицах да соболях! И попы с монахами все туда же! Известно же как должно быть, свет инокам – ангелы, а свет мирянам – иноки. А на деле что? Бояре принимают постриг и своими пороками разрушают порядок в монастырях. Волоса они-то отрезают, вот только от мирских суетных мыслей избавиться не могут. Обновленная жизнь – где уж там, если боярин не состригает боярства, а холоп не избавляется от холопства! Может они решили, что и в царствии небесном так будет: кто здесь богат, тот и там богат, кто здесь силен, тот и там силен? Ну так это Магомет говорил, а не Христос. Во Христе нет ни эллина, ни скифа, ни раба, ни свободного. Коли люди равны, тут и братство. А какое братство, ежели любая мирская слава сохранится в монашестве, и кто был велик в бельцах, останется велик и в чернецах? Эх, дашь ведь волю царю – надо и псарю. Разобраться бы с ними со всеми, но боюсь не успею. Сил нет уже, закончились силы у меня.