Игорь Маранин: К Вашим услугам, государь [СИ]

29. Фриц Нагель, оруженосец графа фон Цубербилера. Веснушчатый, молчаливый. 17 лет. Впоследствии походный секретарь императора Арнульфа.

30. Херлунг Махноуг, хельветский граф, сводный брат Крисмегильды, знакомый Эрнестины. Очень силен. Погиб в драке, убив шестерых.

31. Шерлок Мария Шпицберген, бывший хельветский князь, дед короля Уильяма. Построил королевский замок во Фрибурге.

32. Гуунтер, начальник хельветской Секретной службы.

33. Трильби, Бриссак, Орсо, Кунигунда— циркачи и актеры.

34. Нестерус Лимбер— аптекарь и алхимик из Грамсдринкшнеллера.

35. Ахногель Гриппиус— деревенский лекарь.

10 июня 1241 года, 10 часов утра

Руперт фон Мюнстер приближался к месту своего назначения. Чаще встречались по сторонам деревеньки, бабы становились опрятнее, девки миловиднее, мужики основательнее. Жеребец пошел веселее и даже хромал чуть меньше, как бы понимая, что уже скоро ему будет теплая конюшня, полная кормушка, заботливый кузнец и вероятность приятных романтических знакомств. Руперт очнулся от полудремы. Являться прямо с дороги на прием к императору, конечно, не следовало. Какой бы срочной повесткой его не вызывали ко двору, нужно было потратить полчаса, чтобы поправить коню подкову, стряхнуть пыль с его попоны и надеть парадное оружие.

Что с того, что император и его придворные коня и оружие сами не увидят? Слуги увидят и болтать будут, до высоких ушей все равно дойдет и дойдет в самом безбожном и перевранном виде, что у фон Мюнстера жеребец как всегда хромает и попона на нем грязная, как обычно. Жеребец, положим, действительно хромает, но это он ступил неловко, когда через ручей переезжали, и подкова повредилась. Беда небольшая, сейчас в кузню завернем и в две минуты все поправим. Попона запылилась, потому что дорога долгая. Это ж где родная Вестфалия и где императорская Вена? Попону тоже почистим и ярко заблестит на ней его баронская корона. Потому что все должны понимать, что фон Мюнстеры — это не конские яблоки на дороге, а древний и знатный род, баронство в незапамятные времена получено, во всех альманахе прописаны, все европейское рыцарство может завидовать.

С самого детства слышал он историю славных деяний прабабки Шарлотты фон Мюнстер, сделавшей блистательную карьеру и кончившей в фаворитках у португальского короля (отравлена завистницами, король был неутешен, Лиссабон три дня в трауре). И если кто-то недопонимает и хихикает насчет постельного баронства, то шпага Рупертова — вот она, на левом боку висит и все генеалогические вывихи очень быстро исправляет. То же касается и географических вывихов, а именно дурацких вопросов далеко ли Вестфалия от Остфалии.

Вот уже два года, как Руперт не был при дворе. Давно прошли и порядком стерлись в памяти придворные ассамблеи и балы, военные советы, дипломатические рауты, торжественные приемы, парадные балеты и турниры. Виной всему был этот подлец и интриган Фихтенгольц. Ну зачем, спрашивается, было Фихтенгольцу тогда встревать на Комиссии по Христианской Политике и перебивать его, фон Мюнстера, горячую речь? Руперт тогда только-только закончил обоснование своего давно вынашиваемого плана об организации Женского крестового похода.

Все детали плана были готовы, согласованы с интендантами и ведущими иерархами Церкви, оставалась формальность получить благословение императора. Фон Мюнстер уже видел себя во главе отряда Христианнейших Амазонок, врывающимся в Иерусалим. О, сладкий момент славы! Сарацины, пораженные невиданным зрелищем, не могут поднять меча, их стрелы застывают в воздухе. Руперт и офицерши от Амазонок спешиваются, они подходят к освобожденному ими (ими!) Гробу Господню, Руперт благоговейно касается его завесы краешками пальцев, откуда-то с небес раздается гимн… И тут встает Фихтенгольц, прерывает Рупертов доклад, издевательским голосом вспоминает о том, неупоминаемом, Детском походе, похабно осведомляется о нереализованных сексуальных комплексах фон Мюнстера, вообще несет всякую ерунду. Руперт пытается возражать, пытается вернуться к обсуждению, но поздно, император улыбается, в публике пошли смешки, слуги у дверей не выдерживают и неприлично прыскают, вот уже все в голос смеются… В тот же день Руперт свистнул слугу и они, не испросив даже необходимого разрешения, уехали в свое вестфальское баронство.