Катя Федорова - О том, что есть в Греции

– И как же ты поступишь? Кто уколет?

– Вот не знаю. Думаю, может, разозлить ее?

– А что это изменит?

– Ну, она рассердится – и знаешь, уколет! И уколет хорошо.

Пока Сотирис удивлялся отцовской сложносочиненной стратегии, вернулась Александра. Как оказалось, она тоже обдумывала инъецирование. Вытащила из пакета огромный шприц. Таким делали прививку в кинофильме «Кавказская пленница» – он раскачивался над кормой Бывалого, как камыш в ветреную погоду на болоте.

Мицос закричал:

– Алексо! Это для кого? На слона, что ли? Я не буду этим колоться! Я отказываюсь! Сейчас же иди за нормальным шприцем человеческого размера!

Последнее, что услышал Сотирис, – это как Александра нежно пробормотала:

– Не сердись, Мицо!

И властной рукой выключила скайп.

Вечером Сотирис перезвонил отцу:

– Как дела? Тебе сделали укол? Все нормально?

Мицос ответил сдержанно, без эмоций, как подобает человеку, прожившему на Солярисе сорок долгих лет и познавшему его диалектику:

– Да.

В районе Каллимармаро, недалеко от стадиона – остановка автобусов. Из них вываливаются уставшие от жажды и жары туристы. Спрос рождает предложение: пожилой грек подходит и продает им бутылки с водой по пятьдесят центов. Не спекулирует, цена нормальная. Такая же, как в киоске. Я стояла в теньке, поджидая подругу. Он меня приметил. Выбрал момент, пока не было автобусов, подошел познакомиться. Разговор начал неожиданно: «Мадемуазель! Кажется, здесь только мы вдвоем говорим по-гречески».

Представился – Аристид, бездомный, 72 года. Можно просто Арис. Живет в Национальном парке, рядом с площадью Конституции, в самом в центре города.

– А как же вы лишились дома на старости лет, Арис? – спрашиваю. – Кризис?

– Вообще, у меня есть дом. Развалюшка в Кавале. Я туда вернулся, когда из тюрьмы вышел. 23 года отсидел. Но… На что мне его восстанавливать? Работы-то нет. Так что – да, кризис…

– Что же вы натворили, что вас на столько закрыли? Неужели убийство?

– Экономические преступления! – твердо ответил Аристид, отводя взгляд на проезжающие мимо машины и вертя самокрутку.

– Тяжело на улице?

– Нормально. Утром здесь, в Каллимармаро. Работаю в туризме. Цель – заработать двадцать евро. Сегодня хороший день – жара. Я за три часа свою дневную норму выполню. После работы иду за едой. Покупаю в таверне сувлаки или что-то аналогичное из меню. Обязательно вино. Полтора литра в пластиковой бутылке. Прихожу домой, в парк. Закусываю, выпиваю вино. Курю одну или две сигареты. Ну, ты понимаешь какие? Гашиш. И – все. Сиеста. Ложусь спать. Сплю до вечера.

– Вечером не работаете, значит?

– Хочу! Имею такое намерение. Но каждый раз лень. После вина и гашиша, знаешь… Да и зачем мне лишние деньги? Семьи нет, собаки нет… А мне одному хватает.

– Значит, можно сказать, что вы счастливый человек?

– Счастливый? Да ну, смеешься? Не это главное. Главное, я – здоровый человек. Каждый день полторашка вина и гашиш, и ничего – чувствую себя, как будто мне 30, а не 70. Другие мужики в моем возрасте давно уже кто от простатита, кто от давления лечится, а я ни одной таблетки в жизни не выпил!

Подошел автобус и выгрузил в горячий желейный воздух измученных жарой и жаждой туристов.

– Хочешь сигарету? – предложил мне Аристид на прощанье.

– Да нет, спасибо, не надо. Жарко! Давайте я лучше у вас воды куплю.

– Правильно! – уважительно согласился он, протягивая бутылку. – Главное – здоровье! А деньги спрячь! Сегодня жара, хороший день – так что это подарок фирмы. Я же работаю в туризме!

Иванов день – неверное название. Не отражает сути праздника. Правильнее говорить Иванова ночь.

Воздух в эту ночь мягкий, живой. Обновляет и греет, точно сентиментальный романс: «Обойми, поцелуй, приголубь, приласкай». Плотные белые плафоны магнолии выделяют густой и привязчивый, как у ополаскивателя для белья, запах.

В сквере рядом с церковью зажгли фонари и устроили танцевальный вечер: исполняют народные танцы. В первом танце – «Сирто» – солирует священник-пенсионер папа Христос, наш неофициальный районный лидер. Следующий танец («Родосский попрыгун») Христосу уже не сдюжить, и он покидает круг. Садится за столик к друзьям. Они разговаривают, пьют пиво, едят греческий салат и жареную кукурузу – на дворе Петровский пост.