Уилл Хант - Подземный мир. Нижние этажи цивилизации

Именно тогда, стоя в пыли глубоко под землей, я начал размышлять над тем, как мало знаю о собственной связи с подземным миром. Даже так: о том, как мало я понимаю в отношениях человечества с этим миром, в отношениях, уходящих в глубь веков.

Гюстав Доре

Как-то раз, во время прогулки по Тоскане, Леонардо да Винчи, миновав гряду валунов, оказался перед входом в пещеру. Он какое-то время простоял здесь, сосредоточившись на том, как прохладный ветерок обдувает его лицо, и, глядя в темноту, понял, что путь дальше — только вниз. «Внезапно во мне пробудились два чувства: страх и желание; страх перед грозной и темной пещерой, желание увидеть, нет ли чего-то чудесного в ее глубине» [11] Цит. по: Любимов Л. Д . Искусство Западной Европы. Средние века. Возрождение в Италии: Книга для чтения. М.: Просвещение, 1976. — Примеч. переводчика . .

Мы, представители рода человеческого, обитали рядом с пещерами и подземными пространствами всё то время, что существуем на планете, и всё то время они вызывали в нас глубокие и неоднозначные чувства. Эволюционные психологи утверждают, что самые древние родственные взаимоотношения между нами и первозданной природой никогда не исчезают совершенно: оставаясь частью нашей нервной системы, они проявляются в бессознательных порывах, в инстинктах, которые управляют нашим поведением. Эколог Гордон Орианс называет эти атавизмы «эволюционными призраками минувших ландшафтов». На прогулках по подземному Нью-Йорку всякий раз, заглядывая в темный туннель или канализационный люк, я сталкивался с собственными фантомами сознания, унаследованными от моих предков, которые когда-то давно впервые спускались в темную пещеру…

Под землей мы… инопланетяне. В результате естественного отбора люди — во всех отношениях, от метаболических потребностей до решетчатого строения глаза и структур нашего студенистого мозга, — существа, приспособленные для поверхности, не для подземного мира. «Темная зона» пещеры (научное название частей пещеры, расположенных дальше «сумеречной зоны», куда доходит рассеянный свет) — это «про́клятый дом» природы, вместилище наших древнейших страхов. Тут с потолка свешиваются змеи, бегают пауки размером с чихуахуа, в углах таятся скорпионы — существа, страх к которым заложен в нас биологически, ведь так часто они убивали наших предков. Еще пятнадцать тысяч лет назад в пещерах по всему миру жили пещерные медведи, пещерные львы и саблезубые тигры. Лишь в самые недавние мгновения человеческой истории мы отучились, подходя к пещере, мысленно готовиться к встрече с чудовищем-людоедом, которое вот-вот прыгнет на нас из темноты. Но и теперь, заглядывая в подземелье, мы ощущаем отголосок страха: а вдруг в темноте могут скрываться хищники?

По мере того как мы эволюционировали для жизни в африканской саванне — при дневном свете мы занимались охотой и собирательством, а ночью нас преследовали хищники, — темнота продолжала нас пугать. Но мрак подземелья — «слепого мира», как назвал его Данте, — мог окончательно разрушить наше сознание. Первые европейские исследователи пещер, пришедшие в эпоху Нового времени, полагали, что длительное пребывание в темноте под землей может навсегда лишить рассудка. Вот как один из авторов XVII века описывает спуск в пещеру в английском графстве Сомерсет: «В какой-то момент мы стали опасаться таких прогулок, — ибо, войдя [в пещеру] в состоянии беспечности и радости, возвращались мы в задумчивости и печали, и более никто из нас не смеялся, пока был жив». Оказалось, что порой так оно и бывает: ученые-неврологи называют множество факторов, в силу которых продолжительное нахождение в полной темноте провоцирует психологические отклонения. В 1980-х годах, во время экспедиции в грот Саравак в Национальном парке Мулу на острове Борнео, спелеолог, войдя в гигантское пространство — одну из самых крупных пещер в мире, размером с семнадцать футбольных полей, — потерял из виду ее свод. Во время передвижения в кромешной тьме его парализовал шок, из грота его выводили товарищи по экспедиции. Спелеологи называют подобные вызванные темнотой панические атаки «экстазом».

Человек также с трудом переносит замкнутые пространства. Заточение в подземелье, в ситуации, когда движения ограничены, нет источника света, а запасы кислорода иссякают, — вероятно, самый жуткий из кошмаров. Древнеримский философ Сенека однажды описал спуск под землю экспедиции по поиску серебра. Искатели столкнулись с явлениями, заставившими их «трепетать от ужаса»: в частности, с тревогой, вызванной осознанием того, что толща земли «нависает над головами». Этого же мнения придерживался Эдгар Аллан По, певец клаустрофобии; вот как он рассказывал о заточении под землей: «Решительно ни при каких иных условиях нельзя представить себе таких неимоверных душевных и физических мук… Нестерпимо теснит в груди, удушливы испарения сырой земли, всё тело туго спеленато саваном; со всех сторон сомкнуты твердые стенки последнего приюта, тьма вечной ночи, и всё словно затоплено морем безмолвия…» [12] См.: По Э. А. Преждевременные похороны / перевод В. Неделина // По Э. А . Полное собрание рассказов. СПб.: Кристалл, 1999. С. 708–721. — Примеч. переводчика . . В любом подземном пространстве, даже если нас не охватывает острый приступ паники, мы, по крайней мере, рефлекторно ощущаем: «что-то не так» — и представляем себе, как стены и потолок надвигаются на нас.