Уилл Хант - Подземный мир. Нижние этажи цивилизации

Стив Данкан

Дальнейшие путешествия стали настолько рискованными, что даже меня самого удивляло собственное безрассудство. Глубокой ночью, добравшись до конца платформы метро, я перешагивал знак, запрещающий заходить дальше, пробирался по козырьку, потом спрыгивал на пути; там было темно, как в дымоходе, а летом еще и жарко, как в доменной печи. Поначалу я спускался в подземелье вместе с кузеном Расселом: двигаясь перебежками в темноте, мы чувствовали легкое движение воздуха, которое сменялось низкочастотной вибрацией под нашими ногами. «Поезд», — шептал кто-то из нас. Мы слышали, как срабатывал переводной механизм, после чего из-за поворота показывался огромный прожектор, высвечивающий стену туннеля: мы спешно залезали на козырек, потом втискивались в нишу, служившую запасным выходом, а в это время мимо нас с ревом проносился состав, вызывая воздушную волну, которая могла сбить человека с ног. Вскоре я стал спускаться в одиночестве, то были спонтанные вылазки, вызванные минутным желанием. Вечерами, ожидая поезд после вечеринки или долгой работы в библиотеке, я мог видеть, как он приближается к платформе, но в последнюю секунду я принимал решение не заходить в вагон и следовал за ним в темный туннель. Не раз я чудом уходил от опасности и столкновения, видел синие искры, вылетающие из-под колес мчащейся глыбы, и от шума на время терял слух. Поздно вечером я шел домой, не чувствуя земли под ногами. Щеки покрывала металлическая пыль: я оставался самим собой и одновременно наблюдал себя со стороны, будто проснувшись во время сновидения.

Однажды меня заметил контролер поезда, и, поднимаясь на платформу, я обнаружил, что меня ждут двое сотрудников Департамента полиции Нью-Йорка: молодые доминиканцы, один низкорослый и грузный, другой — высокий и худощавый. Мне заломили руки, прижали к стене и вытряхнули содержимое рюкзака на землю; у полицейских были все основания, чтобы задержать меня, но они решили не тратить со мной время. Поднявшись на улицу, я сел на скамейку: мне было неприятно и обидно, к тому же я хорошо понимал, что, не будь я белым, сидел бы себе сейчас в каком-нибудь веселом месте, позвякивая наручниками. И даже возвращаясь тем вечером домой, я останавливался по пути, заглядывая в канализационные решетки и люки.

Порой мне встречались «люди-кроты», бездомные, живущие в скрытых от глаз уголках города. Однажды ночью наша компания (я, Стив, Рассел и еще несколько энтузиастов) познакомилась с женщиной по имени Бруклин, которая прожила под землей тридцать лет. Ее лицо было изрыто оспинами, на голове громоздилась высокая прическа из дредов. Свое жилище она именовала «и́глу», оно находилось в нише туннеля, скрытой от посторонних глаз. Обстановку составляли матрас и несколько колченогих предметов мебели. Был день рождения Бруклин: мы передавали по кругу бутылку виски, именинница исполнила попурри из песен Тины Тернер и Майкла Джексона, и какое-то время всем было весело. Но настал момент, когда что-то пошло не так, пение Бруклин превратилось в глоссолалию, и, кажется, она начала галлюцинировать. Тут откуда-то вернулся ее парень — почему-то его тоже звали Бруклин, — и они начали спорить и кричать друг на друга.

Со временем я перестал рассказывать семье и друзьям о походах в подземелье — мне было всё сложнее отвечать на их вопросы, сводящиеся, по существу, к одному-единственному: что я искал там, внизу?

«Я ПОКАЖУ ТЕБЕ ОДНУ ВЕЩЬ, — сказал мне как-то Стив. — Обещай: никому ни слова».

Было около двух часов ночи, мы покидали вечеринку где-то в Бруклине. Стив провел меня ко входу в метро, потом вниз по козырьку. Я шел прямо за ним, и внезапно он исчез в темноте. Только услышав его голос, я понял, что он проскользнул в скрытый в стене проем. Я прошел следом и оказался в темном и пустом помещении. Это было одно из сакральных мест нью-йоркской подземки, огромное и гулкое, отделенное от обычной жизни тончайшей мембраной и тем не менее полностью невидимое.

Стив провел меня на середину комнаты и направил фонарик вниз. Пол устилали прямоугольные керамические плиты, каждая примерно шесть на четыре фута, они были покрыты густой пылью. Мы подули на них, и вверх взвилось облако пыли. Под ее слоем оказалась карта. Точнее, перерисованная карта метро Нью-Йорка, та самая, которая висит на стенах каждой станции в городе, с массивными, бежевыми силуэтами Бруклина и Манхэттена и железнодорожными ветками, змеящимися через бледно-голубой пролив Ист-Ривер. Но вместо знакомых достопримечательностей на карте были изображены невидимые: «ветераны» городских исследований Нью-Йорка, в течение многих лет нелегально изучавшие город, прикрепили к карте фотографии, которые указывали на расположение канализационного коллектора, акведука, станции-призрака или какого-то другого места, скрытого от наших глаз. Во мраке тайной комнаты я восторженно изучал карту подземного города: то был своеобразный памятник всему тому, что я искал, годами исследуя подземный Нью-Йорк. И в то же время я чувствовал странное отчуждение от этого восторга, словно он исходил из той части сознания, что не вполне была мне знакома.