Наталия Сотникова - Любовь по-французски. О чем умолчал Дюма

Тем не менее участникам комплота не терпелось ускорить вхождение нового фаворита во власть и окончательный подрыв могущества старого. Архиепископ Кентерберийский принялся подзуживать короля назначить Вильерса постельничим, что обеспечивало большую близость молодого человека к Иакову. Однако, похоже, монарх не решался пойти на этот шаг. Хотя они с королевой после воцарения в Лондоне вели практически раздельный образ жизни, изображая любящих супругов лишь во время торжеств, Иаков, будучи существом трусоватым, побаивался несносного характера своей жены. Он заявил архиепископу, что назначит Вильерса на эту должность лишь тогда, когда его попросит об этом королева Анна. В таком случае, при возникновении каких бы то ни было распрей, супруге некого будет винить, кроме самой себя.

Такой ловкий интриган, как архиепископ Эббот, не устрашился перспективы встречи со своевольной королевой и отправился к ней, призвав на помощь все свое красноречие. Королева предсказуемо заартачилась, ибо любимчики супруга ничего, кроме глубокого отвращения, у нее не вызывали. Архиепископ из кожи вон лез, восхваляя добродетели молодого человека и живописуя гибельный характер того направления, в котором граф Сомерсет вел Англию.

Анна весьма мудро заявила, что Эббот затеял опасное предприятие, пытаясь изгнать дьявола с помощью Вельзевула. Она была уверена в том, что по возвышении Вильерса в первую очередь пострадает продвигавший его архиепископ, достанется и королеве. Ибо Иаков уверит юнца, что он не обязан своим возвышением кому-либо, кроме монарха, и будет подстрекать его скверно относиться как к Эбботу, так и к королеве.

Годы спустя, рассказывая эту историю, архиепископ воздал должное прозорливости Анны и написал: «Благородная королева, ты тогда вещала подобно пророчице или оракулу!»

Однако же в тот момент он пренебрег ее словами и так улещивал супругу монарха, что та, в конце концов, сдалась. Ей тут же был представлен Джордж, который своим несокрушимым обаянием смел остатки ее сопротивления.

В день праздника Святого Георгия (т. е. Джорджа) во дворце разыгралась самая натуральная комедия. Король после завтрака с явным неудовольствием выслушал ходатайство королевы, умолявшей его назначить постельничим Джорджа Вильерса. Он не хотел и слышать об этом, королева продолжала настаивать на своем, и сцена грозила затянуться до бесконечности.

В течение этого спектакля присутствовавшие придворные обменивались многозначительными взглядами и жестами. Окруженный своими приспешниками граф Сомерсет всем своим видом не скрывал крайней досады. Покровители Вильерса перешептывались, пытаясь замаскировать свое нетерпение и некоторую тревогу. Граф Сомерсет не выдержал и написал королю записку, в которой умолял его оказать сопернику какую-нибудь незначительную милость. По его приказу паж вручил записку королю. Архиепископ учуял подвох и направил послание королеве, заклиная свою повелительницу не оказывать слабинки. Анна вняла этой мольбе и упала на колени перед супругом, убеждая его почтить Святого Георгия в день его праздника и отличить дворянина, носящего его имя.

Решив, что комедия тянулась достаточно долго, Иаков собрался с силами, ибо ему предстояло, согласно старому обряду, ударить юношу плашмя клинком обнаженного меча: ни для кого не было секретом, какие скверные ассоциации вызывал в нем вид извлеченного из ножен оружия. Юный принц Уэльский протянул отцу свою шпагу, которую тот решился взять, превозмогая себя. После ритуала посвящения Джордж Вильерс обрел должность постельничего и тысячу фунтов годового содержания.

Эта история вывела из себя графа Сомерсета, который, оставшись наедине с королем, высказал ему все упреки, на которые были способны его бешеная ревность и страх перед грядущей немилостью. Король смиренно выслушал его излияния и простил оскорбления, но не перестал относиться к нему как к человеку, любовь к которому у него еще не угасла.

Что же касается Вильерса, тот чувствовал себя на седьмом небе от счастья, но голова у него отнюдь не пошла кругом. Он прежде всего постарался выразить свою признательность творцам его взлета, в первую очередь архиепископу. Джордж просил его оказать ему честь стать его наставником, проводником в доселе чуждом для него мире, вдохновителем его поступков. Архиепископ весьма простодушно принял все это за чистую монету и засвидетельствовал своему ученику свою горячую любовь. Вот что он писал ему: