Игорь Абрамов-Неверли - Лесное море

Где-то сбоку грохнуло, как из гранатомета. Сан-пяо выпалил из своей берданки. И тотчас враги швырнули в его сторону гранаты — одну, другую. Гранат у них, видно, было много, а стрелять они не хотели, чтобы огонь не выдал их. Это, наверно, были казаки. Маньчжуры не выдержали бы такой гнетущей, слепой тишины.

Залаял Волчок. Он наконец почуял хозяина. Тявкнул резко и один раз, как всегда, когда возвещал, что сторожит зверя и ждет удобного момента, чтобы схватить его за ноги.

Лай Волчка звучал как-то не по-обычному яростно. Чувствовалось, что пес готов попросту разорвать кого-то, над кем он сидел высоко, на другом склоне, ближе к Мо Туаню. А Мо Туань, по-видимому, шел на этот зов Волчка. Двинулся туда и Виктор, тихонько, ползком, готовый каждого, кто перед ним появится, встретить пулей из маузера. Его тревога за Ашихэ несколько утихла, он надеялся, что она прячется там, где лает Волчок, иначе пес давно прибежал бы к нему. Но вот Мо Туань выстрелил. И в тот же миг что-то ухнуло, ослепило Виктора, жар разлился по спине.

Его чуть не убило, спасло только то, что он лежал.

Но что с Мо Туанем? Виктор пополз вперед и сразу наткнулся на что-то мягкое. Ощупал — это оказалась сумка из барсучьей шкуры. Сумку эту он видел на спине у Мо Туаня. Ремень порвался, был еще теплый и липкий; не стоило уже искать того, что минуту назад было Мо Туанем. Вытирая руки о землю, Виктор ощутил под пальцами мох, потом корни, потом наткнулся на пень. Это был единственный пень, какой Виктор помнил на перевале, шагах в двадцати от алтаря, под скалой, где он оставил Ашихэ. Проход между буграми вел наискосок, вправо. Там мог быть не один человек, и приближаться надо было не прямо, а сбоку, из-за бугра. Но едва Виктор тронулся с места, там послышался топот, возня, кто-то сквозь зубы выругался по-русски и закашлял громко, визгливо. Затем кашель внезапно оборвался. Сноп белого света брызнул с земли на болтавшуюся в воздухе ногу, на Волчка, висевшего под чьей-то каской. Блеснул штык. Волчок упал, потянув за собой голову в каске. Рука со штыком снова поднялась, но Виктор уже успел ринуться в проход и сбил этого человека с ног, затем пырнул его ножом и, сидя на нем, ждал, пока он перестанет шевелиться.

Все было теперь ясно как день. Под Виктором лежал Долговой. И неподвижно вытянувшийся между кочками Волчок держал в зубах, словно принесенную хозяину дичь, сорванный с Долгового парик. Не голову, а только смятый серебристый парик.

Фонарик, валявшийся на земле, все еще горел. Он выпал из кармана Долгового, когда тот боролся с собакой, и загорелся, А товарищи Виктора стреляли в эту полоску света, и Виктор легко мог погибнуть от руки своих. Он поспешил выключить фонарик. Потом снял с Долгового гранаты. Такие же «лимонки», как у него. Они пришлись весьма кстати: уже с разных сторон приближались торопливые шаги, тревожные звуки. Как мошки на свет, слетались сюда люди — должно быть, свет фонарика был для казаков каким-то условным знаком.

— Никифор, чего зовешь?

Приглушенный голос шел с земли тут же рядом — как будто из-за пня.

Виктор ответил гранатой. Раздался стон. Он повторился, затем перешел в душераздирающий крик. Раненый выл и выл, как зверь, и вой этот разносился по всему ущелью.

Товарищи Виктора спешили на помощь. Сверху, из-за скалы, где за минуту перед тем стоял Волчок, отозвался автомат Ашихэ. Виктор нисколько не сомневался — да, да, это автомат Ашихэ. Один из казаков крикнул «Свайка!», и по этому сигналу все они обратились в бегство. Послышался только сухой треск пистолетного выстрела. И вой утих — должно быть, казаки добили раненого. Какая-то тень на бегу перескочила через догоравшие головешки костра., но, подбитая пулей, свернулась в клубок. Все принимало благоприятный оборот, все было бы прекрасно, если бы не смерть Волчка.

Виктор потрогал его, Волчок уже коченел, все еще держа в зубах парик своего убийцы, палача из Харбинской комендатуры, который издевался над собакой, мстя за сломанные Виктором ребра. И Волчок распознал его запах среди стольких чужих запахов и не простил… Вот какой был пес! Один только раз оплошал. Не вытерпел, бедняга, и слишком рано бросился на врага, на секунду раньше, чем следовало…

Виктор поднялся. Он как будто ощущал на плечах каменную тяжесть обоих могильных холмиков. Нет и не будет у него больше никогда такой собаки!

Он свистнул, ожидая, что Ашихэ сейчас сойдет к нему. Но она почему-то не шла. Он свистнул еще — никакого ответа. «Значит, побежала за остальными, — подумал он, — преследует казаков. Ну, конечно, как же без нее дело обойдется!»