Оливье Гез - Исчезновение Йозефа Менгеле

«Норд Кинг» рассекает грязно-бурые речные воды. Пассажиры, поднявшиеся на палубу еще до рассвета, вглядываются в горизонт, и вот теперь, когда подъемные краны судоверфей и красные ряды пакгаузов прорвали туманную пелену, немцы запевают военный марш, итальянцы осеняют себя крестом, евреи молятся, не обращая внимания на моросящий дождь, а пары обнимаются: корабль после трехнедельного плавания прибыл в Буэнос-Айрес. И только Хельмут Грегор в одиночестве размышляет у леера.

Он рассчитывал, что за ним приплывет катер тайной полиции и канители с таможней удастся избежать. В Генуе он, садясь на корабль, упросил Курта оказать ему такую милость, представившись ученым, генетиком с именем в научных кругах, и предложил ему денег (у Грегора много денег), но проводник отвечал уклончиво и только улыбался: такие поблажки были уделом птиц высокого полета, больших чинов старого режима, лишь редко – гауптмана СС. Но все-таки он пошлет в Буэнос-Айрес каблограмму, пусть Грегор на него рассчитывает.

Свои марки Курт взял, но катер так и не приплыл. И вот Грегор терпеливо ждет в гигантском холле аргентинской таможни в очереди остальных эмигрантов. Он крепко держит два чемодана – большой и маленький – и надменно посматривает вокруг, на эту Европу в изгнании, эти длинные очереди элегантных или неряшливых незнакомцев, – пока плыли, он держался от них всех подальше. Грегор предпочитал любоваться океаном и звездами или читать у себя в каюте немецкую поэзию; он снова мысленно перебирал события четырех последних лет своей жизни с тех самых пор, как в январе 1945-го едва успел бежать из Польши и залечь на дно среди пленных вермахта, чтобы не угодить в лапы Красной армии; несколько недель провел в американском лагере для военнопленных, освободившись благодаря фальшивым документам на имя Фрица Ульманна; потом было славное убежище на цветущей ферме в Баварии, неподалеку от его родного городка Гюнцбурга, где он три года косил траву и перебирал картошку, говоря всем, что его зовут Фриц Ульманн; потом, два месяца назад, – бегство в пасхальное воскресенье, переход через Доломитовые Альпы по лесистым тропкам контрабандистов; вот он в Италии, в Южном Тироле, где стал Хельмутом Грегором, – и наконец-то Генуя и разбойник Курт, который помог ему с ходатайством к итальянским властям и переселением в Аргентину.

Беглец протягивает служащему таможни паспорт сотрудника Международного Красного Креста, с разрешением на въезд и визой: Хельмут Грегор, 1,74 метра, глаза каре-зеленые, родился 6 августа 1911 года в Термено, по-немецки – Трамин, коммуна Южный Тироль, немецкий гражданин итальянского происхождения, католик, по профессии механик. Адрес в Буэнос-Айресе: 2460, улица Ареналес, квартал Флорида, спросить Жерара Мальбранка.

Таможенник проверяет его багаж, аккуратно сложенную одежду, портрет женщины, нежной и белокурой, книги и несколько пластинок с записями опер; потом морщится, открывая маленький чемоданчик: там шприцы для подкожных инъекций, тетради с записями и анатомические рисунки, образцы крови – стоящие в ряд пробирки; необычно для механика. Он зовет портового медика.

Грегор вздрагивает. Он отважился на безумный риск, лишь бы сохранить этот дорожный сундучок, драгоценный плод многих и многих лет изысканий, всей его жизни, который он захватил с собой, поспешно оставляя польскую службу. Если б советские арестовали его и обнаружили этот сундучок, его ждал бы расстрел без суда и следствия. Продвигаясь на запад, он весной 1945-го, года страшного разгрома немцев, доверил его одной сочувствующей медсестре, которую потом нашел на востоке Германии, в советской оккупационной зоне, – невероятная встреча после его освобождения из американского лагеря и трех недель пути. Потом Грегор передал сундучок Хансу Зедльмайеру, другу детства и доверенному лицу своего отца-промышленника, – с этим Зедльмайером он регулярно встречался в лесах, окружавших ферму, где прятался три года. Грегор не уехал бы из Европы без этого сундучка: Зедльмайер его вернул ему перед отъездом в Италию, а внутри лежал пухлый конверт с наличностью; и вот сейчас какой-то идиот с грязной каемкой под ногтями может все испортить, думает Грегор, пока медик осматривает пробы крови и записи, сделанные убористым готическим почерком. Ничего не разобрав, спрашивает по-испански и по-немецки; механик объясняет ему: по призванию он биолог-любитель. Те переглядываются, и вот медик, которому давно пора завтракать, кивает таможеннику: этого можно пропустить.