Владимир Гурвич: Черное и белое

Симон перенесся в прежние годы, когда вместе с Иешуа они жили в лагере ессеев. Он помнил, как завораживали его друга рассказы про Учителя праведности. Тогда он тайком следил за ним и видел, как загорались его глаза. Он, Симон, тоже слушал эти истории, но чувствовал, что они вызывают в нем неясную тревогу. Ему не нравилось в их новых товарищах то, что привлекало Иешуа, – безмерная экзальтация, абсолютная уверенность в своей правоте при полном нежелании слушать кого-то другого. Ессеи смотрели на мир исключительно с одних позиций. И Иешуа впитывал их проповеди, как губка вода.

То, что привлекало Иешуа. отталкивала Симона. Именно там, у ессеев у него зародилась мысль непременно узнать другие точки зрения на жизнь. В его голове блуждали смутные мысли, подчас такие смелые и непривычные, что он сам их пугался. Иногда, звездными вечерами они обсуждали их, глядя на бесчисленные светящие точки над головой. Симона не отпускало ощущение какого-то несоответствия между беспредельной Вселенной и тем узким взглядом на мир, с жесткими правилами и обрядами, которые царили вокруг. Симон пытался примирить их, но тщетно, подсознательно он чувствовал, что эти два подхода не имеют шансов на согласие. И рано или поздно ему предстоит выбрать один из них.

Как ни странно, но Иешуа в этом вопросе был с ним согласен, но при этом его мысль устремлялась совсем в другом направлении. Он говорил о том, что людям нужна новая вера в старые вечные истины, которые незыблемы, как скала, но дорога к которым все больше покрывается непроходимым кустарником. И надо ее расчистить. Иначе все застрянем в зарослях.

И вот теперь он, судя по всему, принялся за эту титаническую работу. Но только чем она завершится? Симон не верил в ее успех, Иешуа искренен в своем желании, но разве ни искренние люди обманываются сильней всего и обманывают других, кто последовал за ними. Так ему говорили его учителя далеко от этих мест. Они предостерегали против тех, кто зажигает факел новой веры. Сначала людям кажется, что он, наконец, освещает им путь, что истина теперь с ними. Но рано или поздно выясняется, что эта дорога ведет в никуда и повторяет едва ли ни вслед в след давно исхоженные и хорошо знакомые тропы.

Симон вернулся домой с твердым намерением оставаться от всего в стороне. В той далекой стране он постиг искусство врачевания. Он оказался очень искусным в нем. Слухи об его способностях к исцелению быстро передавались от человека к человеку, и он мог бы там остаться навсегда, наслаждаясь достатком, покоем и авторитетом. Его долго уговаривали это сделать, но он выбрал иной вариант. Его не отпускало беспокойство, какая-то неведомая сила побуждала отправиться в дорогу. И однажды он поддался ей. Собрав пожитки, он ушел.

И только здесь и то не сразу он начал постигать ту миссию, которая заставила его сорваться с насиженного места. Он должен сделать попытку остановить надвигающееся безумство, иначе рано или поздно катастрофа неминуема. Но он уверен был и в другом, ему ничего не удастся сделать, силы, которые сейчас выпрыгивают из бутылки, многократно сильней и могущественней тех, какими он наделен. Это одна из бесчисленных партий, которая изначально не имеет шансов на успех, но которую все равно необходимо довести до конца.

Идти было недалеко, но день был жаркий, и Симон ощущал усталость. Но он все равно двигался вперед. Им владело все поглощающее упрямство, которое заставляло преодолевать зной и отмерять по пыльной дороге все новые расстояния. Но если бы его спросили, зачем все это ему надо¸ то он не смог бы ответить на заданный вопрос, ответ находился за пределами его понимания. А коли так, зачем себя утруждать расспросами, надо следовать тому импульсу, что направляет твое движение. Так, учили его; следовать высшим силам вовсе не означает быть слепым и поступать без разумения, а уметь подчиняться высшей необходимости, смысл которой лежит за пределы человеческого понимания.

Утомленный и запыленный Симон пришел в Капернаум. Иешуа ему не пришлось долго искать, он обнаружил его почти сразу. Вернее, сперва не его, а толпу возбужденных жителей. И лишь затем он увидел того, кого знал с детства.

Но Иешуа, поглощенный своим занятием, не заметил Симона. В этот момент к нему подошел сотник римского гарнизона. Его лицо выражало сильное подобострастие. «Господи! Слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает».

Несколько секунд Иешуа смотрел на просителя, и Симон мог поклясться, что на его лице отразилось нерешительность. Но он быстро себя преодолел. «Я приду и исцелю его», – ответил Иешуа.