Владимир Гурвич: Черное и белое

– Но тогда каким способом ты хочешь противостоять им? Люди понимают в основном язык идей. И чем они проще, тем легче их осваивают. Разве не так?

Шапиро молча смотрел на дочь. Он думал о том, что он виноват перед ней. Его воспитание привело к тому, что с теми взглядами и воззрениями, что она усвоила, ей предстоит трудная жизнь. Даже женская ее судьба может сложиться не просто, где найти такого мужчину, который мог бы стать ее мужем? Увы, таких совсем немного.

– Да, ты права, – согласился Шапиро. – Именно точно такой же спор вел Симон с Христом. Но тот не поверил ему. Он пошел своим путем – и ты, как историк, должна отлично знать, каким получился кошмарным результат. Миллионы убитых, целая историческая эпоха оказалась заморожена в своем развитии. А это более тысячу лет. Да разве и сейчас лучше, сотни миллионов людей оглуплены, их мозги не в состоянии работать, так как забиты давно прогнившими идеями. И в этой ситуации вбрасывать новые идеи? Нет, это никак невозможно, с ними будут тоже самое, что с прежними. Их тоже заморозят, превратят в догмы. Когда-то это надо остановить.

– Но как, я не понимаю. – В голосе Эльвиры прозвучала грусть.

– Это все будет продолжаться очень долго. Мы только в самом начале. Даже трудно себе представить, где этот конец. Но тебя не должно это отпугивать. Меня никогда не смущал тот факт, что я всегда понимал, что никакого результата не достигну. Это было бы слишком невероятно. Но и оставлять без ответа то, что я видел, не мог. Поэтому я и создал это общество. И ничуть не жалею. Оно дало мне надежду, что не все так ужасно в мире, что происходит конденсация зачатков нового мышления.

– Всего несколько человек из нескольких миллиардов, живущих на земле.

– Не думаю, что я сумел охватить всех, – улыбнулся Шапиро. – Но я исходил из того, что несколько человек – это все же лучше, чем их полное отсутствие. Сегодня несколько, завтра сто, а послезавтра – десятки тысяч. Да и не в количестве суть.

– А в чем же?

Шапиро вздохнул.

– Понимаешь, мне казалось, что передо мной поставлена задача. И я ее должен выполнить. Это ощущение пронзило меня еще тогда, когда я нашел тот свиток. Ведь то, что эта миссия выпала мне, было не случайно. И потом оно только укреплялось. И когда я думал об этом, у меня возникало глубокое понимание своей преемственности; я продолжаю дело Симона-волхва. Степень человеческого заблуждения такова, что оно грозит когда-нибудь уничтожить нашу цивилизацию. Мы сейчас накопили столько могущества, что нам вполне это по силам. Во времена Симона, даже ошибки Христа и других пророков, священников приводили только к локальным катастрофам. А сегодня это может стать финалом. И кто-то обязан этому противостоять. – Шапиро о чем-то задумался. Эльвира, затаив дыхание, следила за отцом. – Видишь ли, иногда мне кажется, что я совершил ошибку. Мы чересчур тихо себя вели, стараясь особенно не привлекать внимание. Да, разумеется, мы писали статьи книги, выступали с лекциями. Иногда они имели довольно сильный резонанс. Но этого явно не достаточно. Ты права в том, что нам по большому счету ничего не удалось сдвинуть. Да мы по-настоящему и не пытались. Во многом это была игра для самих себя. В каждом из нас существовало стремление к самооправданию, вот мы и пытались закрыть эту брешь. Уж больно тяжело смотреть на то, что происходит вокруг. Нежелание людей пересматривать свои убеждения, отрываться от привычных мыслей, удручает. В этом есть что-то безнадежное. Мы считаем себя разумными существами. Но в чем проявляется наш разум? Без конца повторять одно и то же. Нет, разум это совсем другое.

– Что же?

Шапиро вздохнул.

– Мы обязательно поговорим с тобой об этом. Как жаль, что я раньше старался в наших разговорах избегать таких тем.

– Но почему, папа?

Шапиро ответил не сразу.

– Я не хотел тебя смущать. Ты и так многое слышала, многое знаешь из того, что не всем следует знать. Не все знания, как и не все лекарства полезны, все зависит от человека. Одному лекарство помогает, а другому тот же самый препарат наносит лишь вред. Но теперь мне кажется, что ты созрела для этих мыслей. Другое дело, нужны ли они тебе? Они изменят твою жизнь кардинально. Я этого боюсь.

– Это моя жизнь, мне решать.

– Разумеется. Но мое влияние на нее может оказаться слишком сильным и пагубным. Кто может знать о своем предназначении?

– Но ты же знаешь?

Шапиро покачал головой.

– Все не столь однозначно. Я много думаю над этим вопросом. И не уверен, что до конца нашел верный ответ. Да и есть ли он? Если человек полученный ответ принимает за окончательную истину, он рискует остановиться в развитии. В том-то и проблема, что конца нет. Все постоянно меняется. А мы не успеваем за переменами.