Патриция Брейсвелл: Цена крови

Беспокойство, мучившее ее на вершине холма, снова вернулось к ней, но, прежде чем удовлетворить свое любопытство, ей предстояло выполнить ряд обязанностей. Она провела своих падчериц и всех сопровождающих на свою половину, где в центральном камине жарко пылал огонь, побеленные стены были увешаны вышитыми гобеленами, а в дальнем конце комнаты стояла подготовленной ее большая кровать с занавесками. Слуги застилали постели для королевских дочерей, а другие стояли наготове, чтобы принять у Эммы ее дорожный плащ и испачканные в грязи сапоги.

Она выскользнула из-под своего плаща, а затем нашла глазами двух женщин, которые были посланы вперед и, как она догадывалась, присматривали за всеми этими приготовлениями.

– Где Марго и Уаймарк? – спросила она, все еще во власти беспокойства, охватившего ее на холме над замком.

Прежде чем кто-то успел ответить, в комнату быстрым шагом вошла Уаймарк, и Эмма с чувством облегчения заключила ее в свои объятья. Они не виделись всего неделю, но ей казалось, что прошло намного больше времени. Присутствие Уаймарк среди придворных действовало на нее успокаивающе и вселяло надежду на лучшее – и так было с того самого момента, когда они вдвоем покинули Нормандию ради Англии. Прошло уже четыре года, четыре долгих года с тех пор, как Эмма стояла в дверях Кентерберийского собора, несущая мир двум странам невеста короля Англии, а Уаймарк наблюдала за этим, стоя всего в полушаге позади нее.

За прошедшую неделю она очень соскучилась по Уаймарк.

– Марго повела Роберта к пруду возле мельницы, – сказала Уаймарк, – чтобы посмотреть на утят. – Она покачала головой. – Просто чудеса какие-то, что женщина ее лет может не отставать от моего юного сына, но тем не менее это так.

Эмма улыбнулась, представив себе, как эта небольшая и подвижная, словно воробушек, женщина шагает, ведя за руку мальчика, которому едва исполнилось два года. Впрочем, дети всегда занимали в жизни Марго центральное место. Знахарка и повитуха, она была с Эммой с самого ее рождения, а в Англии стала для нее самым близким человеком, почти как мать.

Она взглянула на Вульфу и Эльфу, которые как раз переодевались из забрызганных грязью сиртелей в чистое платье.

– Девочки будут рады видеть Марго, – сказала она. – Эльфа упала сегодня утром и хочет, чтобы ей смазали ссадину на колене целебной мазью. А Эдит… – Она кивнула в сторону кровати, на которой, плотно прижав колени к груди, свернулась калачиком старшая дочь Этельреда. – Вчера у нее были первые месячные, и она, конечно, чувствует себя ужасно и считает, что больна. Никакие слова утешения не помогают, но я надеюсь, что Марго удастся убедить ее, что смерть ей не грозит.

Внезапно выражение обычно таких веселых глаз Уаймарк стало настороженным, и она бросила в сторону девочек предостерегающий взгляд, говоривший Эмме, что там что-то не так, но объяснений придется подождать, пока они не смогут поговорить с глазу на глаз.

Она быстро переоделась в чистые носки, льняную сорочку и темно-серый шерстяной сиртель , после чего отвела Уаймарк в сторону.

– Что случилось? – спросила она, принимая из рук Уаймарк шелковый головной платок. – Это как-то связано с Эдмундом? Когда я приехала, то увидела во дворе людей с его штандартом.

– Я молюсь, чтобы это было неправдой, – прошептала в ответ Уаймарк, – но ходят слухи, что один из этелингов умер в Лондоне. – Она взволнованно схватила Эмму за руку. – Эмма, но я точно не знаю, кто это был.

Платок выскользнул из пальцев Эммы. Она растерянно смотрела на Уаймарк, пытаясь восстановить дыхание. Эдмунд был в Лондоне с Этельстаном и Экбертом. Возможно ли, чтобы один из них умер?

« Пресвятая Дева Мария, – мысленно обратилась она к Небесам, – только пусть это будет не Этельстан».

Она прожила на божьей земле уже девятнадцать лет, четыре из них она была женой и королевой, она родила ребенка, который стал наследником английской короны. И за все это время она любила лишь одного человека, мужчину, который – да простит ее Господь – был не ее царственным мужем, а его страшим сыном.

Сцепив руки, чтобы унять в них дрожь, она прижала их к губам и закрыла глаза.

– Бог милостив, – прошептала она, вновь посмотрев на Уаймарк. – Я должна идти к королю.

Мысли ее птицей улетели назад, в прошлое, к тому моменту на вершине холма над поместьем, когда ее охватило дурное предчувствие. Тогда она почувствовала в воздухе надвигающуюся беду – предвестие несчастья большего, чем она могла бы вынести.